Бывают еще квазинауки – типа астрологии, гомеопатии, рефлексологии и иридологии, – но они попросту не работают. Их нужно уметь отличать от странных и зачастую древних практик вроде акупунктуры, остеопатии и траволечения – эти, как правило, оказываются действенными, хотя и опираются на теоретическую базу, которая слабо выражена с точки зрения науки. Многие покупаются на примитивную смесь мифов и мистики (впечатляющих еще сильнее оттого, что лечение иногда помогает) и чувствуют, будто современные научные исследования каким-либо образом их портят. Они проделывают дыры в традиционных объяснениях, но, по всей видимости, повышают действенность лекарств. В то время как квазинауки опровергаются (точнее, уже опровергнуты, но не все это заметили).

Завершим список эволюционной биологией, представляющей собой вполне сформировавшийся набор моделей, основанных на анализе окаменелостей, хромосом и ДНК, объясняющих сходства и отличия среди современных животных гораздо изящнее и эффективнее, чем его креационистские аналоги. Тем не менее огромная доля людей – особенно христиане на Среднем Западе США, мусульмане-фанатики и религиозные фундаменталисты в целом – отрицают эволюцию человека. Мнение авторитетов для них превосходит научные свидетельства, а их «здравый смысл» указывает на смехотворность всей этой идеи. «Я не похожа на обезьяну!» – заявила одна школьница на лекции Джека на тему «Жизнь на других планетах», когда учитель спросил ее, почему она не верит в эволюцию.

Люди имеют склонность устанавливать принятые, непроверенные мысленные условия – и книгам о Плоском мире она принесла немало пользы. В основном они происходят из комплекта «Собери человека», который каждая людская культура вкладывает в своих детей и подростков. Любой из нас являет собой результат учебного процесса, лишь малая часть которого приходится на настоящее «образование», данное профессиональными учителями. Комплект включает детские стишки, песенки, истории с олицетворением животных (хитрые лисицы, мудрые совы, трудолюбивые уомблы[72], собирающие мусор) и людьми, играющими разные роли – от сказочных почтальонов и принцесс до борцов с преступностью вроде Бэтмена и Супермена. В наших повседневных мыслях и действиях находится место им всем. Огромная популярность принцессы Дианы в Британии – да и во всем мире, – вероятно, объясняется тем, что она, в отличие от «настоящих» членов королевской семьи, вобрала в себя популярное впечатление о Том-Как-Ведут-Себя-Принцессы, которое расходилось с подлинно королевской трактовкой. То есть вела себя так, как принцессы должны были вести себя по нашему мнению, выглядела, как символ, а не как настоящая королевская особа.

Более искушенные люди, горожане, такие как мы, – да и члены племен и варвары[73] современного мира, чуть ли не каждый из которых слышал о Супермене, Тарзане и Рональде Макдональде, – все напичканы этой кашей из изображений, моделей, фобий, вдохновляющих идей и злодеев. Наш повседневный опыт образует нас самих, чей поезд памяти представляет собой последовательность картин, мыслей, опытов и страстей, которые при воспоминании о них помечаются эмоциональными ярлыками в духе Дамасио: «Прекрасно!», «Повтори это при первой возможности!» или «Не делай этого ни за какие деньги!». Но они основываются на огромном множестве, преимущественно непроверенного структурного человеческого материала, согласно которому нас помечают как-нибудь вроде Западного Биолога XXI века, Раввина из Гетто, Французской Куртизанки XVII века или, что являлось самым распространенным во все времена, Эксплуатируемого Крестьянина.

Каждая из этих ролей имеет свой набор эмоциональных ярлыков, которые мы вешаем на деньги, священников, секс, наготу, смерть и рождение. До недавних пор большинство людей подкрепляло этот непроверенный набор убеждений теистической верой в (единоличного, человекоподобного) Бога (богов) или деистическими взглядами (Там Есть Что-то, Обладающее Сверхъестественными Силами), поэтому эмоциональные ярлыки носили явственный божественный отпечаток. В наших воспоминаниях они могут казаться грехом, искуплением, покаянием, испытанием. Это может быть мицва (благословение), мщение или сострадание. Религии, вовлекая нас в среду наших культур посредством комплектов «Собери христианина» или «Собери майя», навешивают разные ярлыки, скажем, на человеческое жертвоприношение, поэтому во взрослой жизни такие вещи вызывают целое множество ассоциаций. Наши взрослые предрассудки и научные теории забираются на верхушку безумной мешанины ошибок истории, слабо усвоенных уроков, математики и статистики, в которой мы лишь с трудом находим смысл, религиозных историй о причинности и этике, а также образовательной «лжи для детей», позволяющей учителям отключать свой мозг, отвечая на детские вопросы.

Эту кашу в наших головах прекрасно иллюстрирует наше многократно менявшееся отношение к Марсу. Древним он был известен как «странствующая звезда», то есть планета; его красноватый цвет ассоциировался с кровью, из-за чего римляне связали его с богом войны. В астрологии он также имел отношение к войне – там все видимые планеты должны были что-нибудь означать. Сейчас мы рассмотрим разные ассоциации, которые вызывал у нас Марс[74], – мифы и рациональные сведения о Красной планете, сотни историй о Марсе и марсианах и научное представление о нем, менявшееся на протяжении столетий.

Мы не спрашиваем: «Какой из этих Марсов настоящий?» Рассматривая все эти стороны, мы лишь сильнее проявляем себя как люди; с этой точки зрения настоящей, действительной, истинной планеты, которая принесла бы пользу нашему разуму, не существует. Наши простые, причинные линии не способны постичь настоящий астрономический объект даже несмотря на то, что видим мир, в котором он находится. Он вообще может оказаться диском с видимыми на нем линиями, которые Джованни Скиапарелли назвал «canali» – увлеченный ими Персиваль Лоуэлл (чьи знания итальянского явно не были слишком глубокими) позднее увидел в них намеренно вырытые каналы. Он написал книгу «Марс и жизнь на нем», которая заложила фундамент для народного представления о Марсе в XX веке.

В межвоенный период весь Запад, да и многие на Востоке, заглядываясь на ночное небо, представляли недружелюбных марсиан – и мысленную картину, созданную представлениями об иссушенном, умирающем Марсе, которые были популярны в 1920-х. Она накладывалась на «Войну миров» с ее враждебными, мрачными, отвратительными треногими марсианами, которые захватили Землю (или, по крайней мере, Англию). Был у этой картины и более романтический слой для любителей отдыхать на природе и спать под открытым небом – Барсум. Эдгар Райс Берроуз, известный по историям о Тарзане, придумал Марс, чьи пересохшие моря были родиной для полчищ зеленых марсианских воинов, шестиногих кентавров, инкубаторы которых постоянно подвергаются набегам. Джон Картер, бывший офицер армии конфедератов, захотел побывать на Марсе, попал в плен к зеленым воинам, но вскоре обнаружил себя женатым на принцессе красных марсиан[75]. «Марсианская Одиссея» Стэнли Вейнбаума увеличила число измерений: марсианин по имени Твил, умевший совершать длинные прыжки и приземляться на нос, хищник-гипнотизер, который показывал самое желанное и пытался произвести впечатление экологией пустыни. Потом появились рассказы о марсианах, посещающих Землю, притворяющихся людьми… и людей, пытающихся взаимодействовать с более-менее древней и мистической марсианской цивилизацией.