— Ты что, боишься меня, деточка? — спросил Стефан, кончиками пальцев взяв Рэн за подбородок и заглянув ей в глаза. — Не надо бояться. Когда-то у меня тоже была маленькая девочка, такая же, как ты. Теперь она выросла и даже вышла замуж. Ее зовут Камиллой.

Рэн никогда раньше не слышала, чтобы хозяин упоминал о своей дочери, и ей стало любопытно.

Старик, похоже, никак не мог оторвать взгляда от ног девочки, и та, заметив это, поскорей одернула платье, немного смущенная. Всю жизнь она бегала босиком по улицам Лондона, но до сих пор еще никто не смотрел на ее ноги с таким выражением, с каким смотрел хозяин.

— А где же твои чулки и туфли? — спросил Стефан.

Рэн махнула рукой в сторону беседки, откуда брала начало живая изгородь и где она оставила свои вещи.

— Будь хорошей девочкой, сбегай и принеси их сюда. Я помогу тебе одеться. Я всегда помогал моей маленькой Камилле завязывать ремешки на сандалиях.

Рэн поначалу колебалась, но потом, уступив настояниям господина, сбегала к беседке и почти сразу же вернулась, неся в одной руке туфли, а в другой — тонкие белые чулочки.

— Я, между прочим, могу и сама их надеть, — горделиво заявила Рэн. — Я целую неделю училась завязывать шнуровку и теперь могу сделать это даже с закрытыми глазами.

— Ах, я так любил помогать своей маленькой Камилле! — вздохнул Стефан, опечалившись. — Но теперь она выросла, и я ей больше не нужен!

Не переставая болтать, Стефан проводил Рэн в самый укромный уголок сада и, мягко надавив на худые девчоночьи плечи, усадил ее на скамейку. Потом он встал на одно колено подле малышки и с удвоенным жаром принялся повествовать о своей Камилле.

Загипнотизированная его мягким голосом и отчасти увлекшаяся рассказом о жизни другой маленькой девочки, Рэн позволила Стефану надеть ей на ноги чулки. Прежнего смущения как не бывало. Хозяин смотрел прямо в глаза крохе и продолжал усиленно работать пальцами, не забывая, естественно, потчевать свою жертву наспех состряпанной байкой. Однако когда Рэн вдруг посмотрела на старика и заметила до крайности нелепое выражение его лица, она вдруг испугалась чего-то — чего-то такого, что пока еще не могло быть высказано в словах. Со Стефаном происходили странные вещи. Язык у него начал вдруг почему-то заплетаться, губы пересохли, глаза заволокло мутной пеленой. Даже чулками он как-то перестал интересоваться. Его пальцы жадно блуждали по гладким бедрам девочки.

Рэн в ужасе уставилась на Стефана, уже не слушая, что он там бормочет. От испуга она задрожала.

Девочке вспомнилось, как однажды, когда она улеглась спать на скамейке в аллее, из темноты вдруг выплыла интересная парочка — проститутка и ее клиент. Они разбудили Рэн, но той хватило ума никак не обнаружить себя — ни шорохом, ни тем более вскриком. Проститутка прислонилась к стене ближайшего дома, и мужчина с жадностью набросился на ее тело.

Мужчина всем своим телом приник к проститутке и как-то судорожно задергался, хрипя при этом и иногда выкрикивая бранные слова. На его лице, освещаемом луной, появилось то же самое выражение, которое Рэн видела сейчас на лице своего господина.

Едва пальцы Стефана стали подбираться к ее паху, девочка вскочила со скамейки и во весь дух бросилась бежать к дому.

* * *

Дни шли за днями, и фрау Хольц все больше привязывалась к своей воспитаннице. Они с Рэн хлопотали с утра на кухне, помогали Якобу в оранжерее, болтали с ним и Виллемом, нанявшимися к Стефану в качестве конюха и садовника, но не подававшими виду, что знакомы здесь с кем бы то ни было. По вечерам, подоткнув девочке одеяло, добрая немка рассказывала ей пленительные истории о том, как живут люди на Островах Пряностей.

— Фрау Хольц, расскажите мне, пожалуйста, про морскую ведьму. Это моя любимая история. Не хочу обижать вас, но вот уже второй вечер вы говорите лишь о том, как сажали ореховые деревья. Мне хочется чего-нибудь другого… Как вы думаете, я стану такой, как Морская Сирена, когда вырасту? Ах, интересно было бы узнать, где она сейчас. Скажите, фрау Хольц, эта красавица нашла наконец свое счастье?

— Думаю, нет, малышка. Морская Сирена всю жизнь любила лишь одного человека, но он ей не ответил взаимностью.

— А что случилось потом?

— Это только одному Богу известно, моя милая.

— Ах, она представляется мне такой прекрасной, когда вы мне о ней рассказываете. А этот человек, которого Сирена любит, тоже, как мне кажется, очень хорош собой. Ну почему, почему Господь, о котором вы говорили мне, что он очень добр и милостив, не захотел помочь им?..

— Возможно, Бог помогает лишь тем, кто сам не пытается навредить себе, — пробормотала фрау Хольц. — Но, вообще-то, я не знаю, почему, — добавила она, крепко обняв девочку и легонько похлопав ее по спине. — Пора спать, моя дорогая. Когда ты вырастешь, то станешь такой же красивой, как Морская Сирена. Гляди, твои щечки уже налились румянцем, волосы пышные, ухоженные, глаза блестят… Вот как сразу хорошеешь, когда тебя окружают заботливые и добрые люди. Не бойся, деточка, когда ты подрастешь, то встретишь мужчину столь же прекрасного, как тот, которого любила Морская Сирена, и, может, будешь даже более счастливой, ведь он тоже тебя полюбит на всю жизнь!

— Хорошо бы! — вздохнула Рэн и неожиданно добавила: — Знаете, я должна помочь мисси-мэм, — так она называла Сирену, — мне стыдно жить у вас в такой роскоши и ничем не помогать при этом. Ах, было бы здорово, если бы сегодня мне опять приснилась Морская Сирена. Она с каждым разом становится все красивее, почти как мисси-мэм. Спокойной ночи, фрау Хольц, и большое спасибо за кипяченое молоко.

Рэн закуталась в одеяло и, пробормотав несколько коротеньких молитв, которым выучила ее домоправительница, закрыла глаза.

Несколькими часами позднее, когда девочка уже крепко спала, к ней комнату прокралась некая таинственная тень. Осторожно и почти беззвучно неожиданный визитер подошел к окну, в котором торчала яркая круглолицая луна, и задернул шторы. Невидимкой зловещая тень вернулась к постели девочки и, аккуратно, дюйм за дюймом, стянув с нее одеяло, жадно ощупала обнажившееся тельце ребенка.

Стефан — а это был именно он! — опустился на колени и обнял Рэн. Когда бедняжка проснулась и в ужасе выкатила глаза, старик мгновенно зажал ей рукой рот.

— Молчи! Понимаешь? И слова чтоб не слышал!

Девочка попыталась высвободиться из объятий Лэнгдома. Господи, как она его ненавидела!

Старик оказался удивительно сильным. Как ни билась Рэн, ей так и не удалось сбросить с себя хваткие, цепкие руки Стефана.

Лэнгдом засмеялся негромким, но поразительно-гадким смехом и с жадностью припал губами к ротику ребенка, в то же время поглаживая ей бедра и настойчиво пытаясь раздвинуть их ребром ладони. Девочка подумала, что вот-вот умрет от омерзения, когда у нее во рту оказался влажный и толстый, как кляп, язык Стефана. Она вся съежилась в комок, еще раз попыталась лягнуть ножкой своего обидчика. Совершенно неожиданно тот вдруг отпустил ее.