им нужны наставники по боевым ремёслам в школе? – лихорадочно соображал Акрион. – В любом случае, быть воином лучше, чем гребцом. Воинов не приковывают к веслу. Не заставляют годами жить в вонючем трюме. Воину, опять-таки, легче украсть оружие и сбежать…»

Покупатель подошёл к Акриону. Пощупал бицепсы, хлопнул по животу, так что сами собой напряглись мышцы. Бесцеремонно ухватил за нижнюю челюсть, повернул из стороны в сторону лицо, покрытое разноцветными синяками.

– Драться обучен, крейке? – спросил он. – Вижу, дрался.

Акрион кивнул.

Бритоголовый хмыкнул. Ступил в сторону, задержался перед чернявым соседом. Тот ссутулился, съёжился и, кажется, больше всего сейчас хотел стать невидимым.

– Ты тоже крейке, – сказал человек со шрамом, оглядывая его. – Не старый. Уши переломаны. Значит, воин. Все крейке – хорошие воины. Беру.

– В Тартар тебя, полудурок неуёмный, – заворчал сосед, когда покупатель отошёл подальше. – Из-за тебя оба подохнем! Вот что тебе было на месте остаться?

У него действительно были сломаны ушные хрящи: похожие на сушёный инжир, они выдавали во владельце опытного борца. Носу тоже досталось, и, как видно, не раз – кончик глядел на сторону.

– Куда нас взяли? – прошептал Акрион, понимая, что снова что-то сделал не так.

– Скоро увидишь, болван, – сплюнул сосед. – Сам всё и увидишь.

С тех, кого выбрал бритоголовый, сняли ножные кандалы и надели взамен ошейники, скованные единой цепью. Народу набралось около двух дюжин, и только двое оказались «крейке» – так здесь называли эллинов. Акрион и Спиро. Затем был долгий, медленный поход по Вареуму, полный жажды, жары и боли от ран. И только когда они взошли на тот самый холм, который был виден с помоста, и прошли под колоннаду, и увидели тех, кто тренировался во дворе…

Вот тогда-то Акрион всё и понял.

Отчаяние родило злобу, злоба помогла победить в испытательном бою. Отчаяние и злоба помогали каждый день на протяжении всего времени, что довелось провести в школе. Они стали настоящими друзьями Акриона – отчаяние и злоба. А врагом стала тоска. Тоска по родителям, по свободе, по Элладе.

По Кадмилу.

Кем бы он ни был.

«Бессмертная кровь, – думал Акрион, сидя за обеденным общим столом и глядя на грубо оструганные доски. – Влага, какая струится у жителей неба счастливых. Бессмертная кровь… Белого, белого цвета, я точно видел. Эти подонки – они тоже увидели. И испугались, когда поняли, что, возможно, убили бога. Но разве бога могут убить смертные? А Кадмил умер, совершенно точно умер. Кто же он был на самом деле? Неужели я с самого начала оказался прав, и меня всё это время дурачил ловкий плут? Но он летал! Творил чудеса! Открыл мне правду о семье, помогал, не раз спасал от гибели. Мы с ним удирали от погони и тащили статую в храм. И у него была белая кровь…»

На обед, как всегда, дали густую похлёбку из ячменной каши и бобов, разваренных до состояния лохмотьев. За два месяца Акрион успел возненавидеть эту бурду всем сердцем. Кормили от пуза; повара до краёв наплескивали в чашки комковатое варево, чтобы лудии набирали вес, заплывали жирком. Опытные бойцы, учил Меттей, всегда обладают плотным телосложением, потому что жир защищает от ранений внутренние органы. Акрион не разжирел на меттеевых харчах, только окреп: сказывался молодой возраст.

Давясь, он проглотил последний комок каши. Залпом выхлебал мерзкое пойло – отвар из костной золы, который заставляли пить, чтобы меньше было переломов на тренировках. Потянулся было к чаше с сушёными фруктами, но его руку оттолкнул Спиро. Проворно сграбастав всё, что оставалось в чаше, чернявый паскудник встал из-за стола и пошёл прочь. Акрион сплюнул ему вслед, чувствуя, как зола хрустит на зубах.

До послеобеденных занятий оставалась пара часов. Хотелось провести это время в покое и одиночестве. И, по возможности, в тени.

Акрион вышел из столовой и поплёлся в угол двора, туда, где под невзрачными акациями лежали вповалку товарищи. Мысли бежали по привычному кругу. «Если Кадмил убит, значит, он не был богом. Допустим; тогда все мои приключения от начала до конца – плод хитрости ушлого пройдохи, который притворялся Гермесом. Но зачем ему это? Что он мог выгадать от того, что я взошел бы на трон? И откуда тогда чудесный меч, волшебный амулет, керикион, стреляющий молниями?..»

Эх, полно, да не приснилось ли ему всё? Меча больше нет, амулет сорвали с шеи разбойники у храма Аполлона Дельфиния – не помог даже морок, обращавший драгоценность в жалкую побрякушку. А керикионом Кадмил не смог воспользоваться в тот самый миг, когда это было нужней всего. Акрион вновь ощутил полузабытый ужас; вспомнилась голова, что катилась по залитым белой кровью ступеням. Но ужас этот был смазанным, притушенным. Возможно, он оплакивал бы Кадмила горше, если бы не проклятая жара, муштра, дерьмовая кормёжка и перспектива умереть на чужбине от рук незнакомцев под рёв толпы.

«Опять делаю, что скажут, – думал Акрион, со злостью щурясь на плавящееся в зените солнце. – Вначале был послушной куклой в руках Семелы. Потом отправился за Кадмилом, считая, что исполняю волю Аполлона. Теперь готовлюсь умереть на потеху господам. Вечно играю роль в чьей-то пьесе. Актёришка. Тьфу. Хватит. Я – Пелонид! Царский сын и царь Эллады! С этого момента не буду плясать под чужую дудку. Сбегу, найду дорогу домой и сделаю всё по-моему!»

Он с размаху уселся под акацию, втиснувшись между Спиро и ещё одним новобранцем, безбородым мальчишкой откуда-то из Лидии. Лидиец испуганно заёрзал, стремясь освободить немного места. Спиро не пошевелился. Акрион в ярости стукнул по стволу акации.

– Двигайся! – гаркнул он.

Из листьев посыпался какой-то сор. Крупная черная птица снялась с ветки и, едва не задев Акриона по макушке, полетела прочь. Акрион вздрогнул: хлопанье крыльев напомнило сон, который привиделся ночью. Опять. В сотый раз. Кошмар, где его окружали крылатые чудовища. Снова тянулись когтистыми лапами и обвиняли в убийствах...

– Птичку испугался? – послышался глумливый голос.

Акрион с ненавистью зыркнул в сторону Спиро. Тот широко ухмылялся, показывая дыру на месте верхних передних зубов.

– Видел, как ты сегодня чучело убивал, – продолжал Спиро. – Этак ты скоро любое чучело победишь. Молодец.

Акрион рассвирепел.

– Иди в жопу, – прошипел он. – Завали хлебало!

– У, страшно! А не завалю – чего будет? Подерёмся?

Акрион стиснул челюсти. Он уже дрался со Спиро, дважды, доведенный его насмешками до белого каления. Оба