Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так граф находит, что почётнее быть супругой испанского графа, чем русского царя? — раздумчиво и с загадочной усмешкой проговорила она, внимательно выслушав повествование пани Стишинской.
— Да, по его мнению, это несравненно почётнее, да и безопаснее...
— Вот как! Граф Мелиссино уже заговорил об опасности! Знак добрый, — продолжала она с иронией, от которой собеседница её пришла в смущение.
Уж не повредила ли она как-нибудь нечаянно влюблённому испанцу, неосторожно повторяя то, о чём было бы, может быть, лучше умолчать?
— А как ты думаешь, — продолжала между тем княжна, высказывая вслух мысли, закружившиеся в её голове, — ведь быть женой какого-нибудь мещанина или мужика ещё безопаснее... особенно если с ним жить в какой-нибудь трущобе на краю света?
— Вы, княжна, шутите, — растерянно заметила её слушательница, убеждаясь всё больше и больше, что предположение её верно: она повредила графу во мнении его возлюбленной, легкомысленно повторив его слова. С такой умной особой, как княжна, очень опасно говорить всё, что взбредёт на ум, с нею надо каждое слово обдумывать.
— Я не шучу, — продолжала между тем княжна, — и если речь идёт об опасности...
— Не об одной опасности, а также о почёте: граф особенно напирал на почёт и на честь породниться с фамилией графов Мелиссино. Род их считается одним из древнейших в Испании, а Испания — страна цивилизованная, тогда как Россия...
— А скажи, пожалуйста, — весело прервала её княжна, как бы для того, чтоб дать ей понять, что ей не для чего больше распространяться о высоких достоинствах фамилии Мелиссино, потому что всё равно ей не поверят, — скажи, пожалуйста, объяснила ты ему, что твоя комната на самом верху, под крышей, рядом с чердаками?
— Ничего не могла я ему объяснить, он был сегодня особенно расстроен, уверял, что за нами подсматривают, беспрестанно озирался по сторонам и скрылся у меня из виду раньше, чем я успела раскрыть рот, чтоб ему сказать, что пролезать ко мне через окно очень неудобно...
— Пусть, значит, сам на себя пеняет, если затея его не удастся. Иди себе спать. Завтра придётся нам рано вставать: государь желает ехать до завтрака верхом на мельницу, и нам надо быть готовыми к восьми часам. Пётр Второй хотя и не испанский граф, но тем не менее всё-таки русский царь, и заставлять его ждать нам неудобно, — небрежно проговорила она, отворачиваясь от своей компаньонки и протягивая руку за книгой в кожаном переплёте, взятой из библиотеки отца, чтоб читать на сон грядущий.
Это были сочинения французского писателя Брантома, весьма остроумного и забавного писателя, которого княжна Катерина уже читала в Варшаве и хотела перечитать здесь.
Всегда интересовалась она любовными авантюрами и их замысловатыми завязками и развязками, но в эту ночь она была особенно расположена увлекаться похождениями знатных французских дам, так живо и красноречиво описанных талантливым писателем, что, мысленно переживая их радости, страхи, волнения и отчаянье, она невольно спрашивала себя: что сказал бы мосье Брантом, если бы узнал историю её жизни, и не сознался ли бы он тогда, что, каким бы богатым воображением ни обладал писатель, никогда ему не придумать того, что случается в действительной жизни? Какое великое множество всевозможных любовных авантюр пережила она на своём коротком веку! Как странно, изумительно и невероятно то, что она переживает в настоящем, а что ждёт её в будущем?.. Этого даже и ей самой невозможно себе представить!..
Сделаться русской императрицей! Одной из первых женщин в мире! Восседать на троне в золотом венце, в горностаевой мантии, выше всех, всех в целой России! Очутиться вдруг так недосягаемо высоко и далеко, что все преклонят перед нею колени и будут считать за величайшее счастье быть допущенным к её руке!..
Книга соскользнула с атласного одеяла на ковёр у её кровати, и, подняв кверху красивую обнажённую руку, она стала ею любоваться.
Такая прекрасная ручка достойна поцелуев тысячной толпы. В России царицей будет красавица в полном смысле этого слова: изящная, умная, талантливая, на иностранный манер воспитанная, со многими посланниками будет она беседовать на их родном языке, со всеми королями и королевами сумеет вести переписку, без помощи секретаря. Таких цариц в России ещё не бывало. Восхищаются цесаревной! Есть чем, нечего сказать! Даже порядочного любовника выбрать себе не умеет из великого множества без ума в неё влюблённых юношей. Отличила какого-то Шубина из мелких дворян, грубого, без малейшей полуры, ни встать, ни сесть не умеет, ни танцевать, ни говорить по-французски, ни одеваться, как подобает его положению, ни вести светского разговора... И это фаворит претендентки на русский престол! Срам! Последний из воздыхателей княжны Катерины не согласился бы взять к себе в дворские юноши этого Шубина, а граф Мелиссино даже и в конюхи не нанял бы такого увальня...
Мелиссино!
Она откинулась на подушки, закинула руки за голову и, устремив глаза в голубой штофный потолок алькова, улыбнулась красивому образу, вызванному её воображением.
Этот тоже её любит и, может быть, больше всех прочих... Нешуточной опасности подвергается он, не повинуясь приказанию царя и Долгоруковых и со дня на день откладывая свой отъезд из России в надежде её увидеть, услышать её голос, сорвать последний поцелуй с её губ...
Большего он, разумеется, не достигнет. Не убежит она с ним в Испанию, как он мечтает, чтоб похоронить себя в старом скучном замке, с ворчливыми и скупыми стариками, рожать детей, считать кур и цыплят, приносимых фермерами, рассчитывать каждую копейку, перешивать старые платья, ездить в дребезжащей колымаге в гости к таким же смешным провинциалам, как и хозяева рыцарского замка Мелиссино, или пресмыкаться перед коронованными особами и их родственниками в