Он даже немного увлекся, оттаял и заулыбался. А когда Занни заинтересовалась тем, что он живет прямо при въезде на Большой Корисский мост и, возвращаясь домой, почти каждую ночь проходит по нему, Майк охотно и даже увлеченно описал и сам Большой мост, и изгиб его старинного, еще булыжником мощенного горба, и старинного литья решетки, и вид, открывающийся с моста ночью…

Мосты вообще занимали Занни, а когда она услышала, что ночью, когда по всему городу зажигаются огни, высоты моста совсем не чувствуешь, и кажется, будто он лежит прямо на воде, потому что самой реки не видно, а видны только отраженные в ней огни, девочку это буквально зачаровало. Некая новая мысль овладевала ею все назойливее, и лишь привычная раздвоенность — в голове вертится одно, а губы говорят другое — помогла ей вежливо попрощаться с Майком, пригласить его заходить почаще и помахать ему вслед из-под арки ворот.

Вот теперь можно было и поразмыслить.

4

Занни опасалась, что автобус опоздает, и придется простоять на остановке лишних несколько минут, а ей и так было неуютно торчать у всех на виду — в любой момент рядом могла появиться воспитательница, схватить железной рукой — и откуда только у монахинь такая хватка? — и потащить обратно, в приют.

Но автобус подошел вовремя, в ту самую минуту, когда Занни подошла к остановке, и она поспешно шмыгнула в открывшуюся дверь. Водитель, седой худощавый дядька, принял деньги и спросил:

— А не слишком ли поздно тебе так далеко ехать?

Был уже десятый час вечера, время совсем не детское, но Занни спокойно и с улыбкой выдала заранее придуманную версию:

— А я как раз и еду домой, — улыбнулась она. — Я опоздала на восьмичасовой рейс.

— Твои родители, наверное, волнуются, — укорил водитель. — Позвонила бы ты… Я подожду.

— Я уже позвонила, — сообщила Занни, устремив на водителя чистый безгрешный взгляд. Это всегда срабатывало, сработало и сейчас.

Она выбрала место впереди справа. Сквозь лобовое стекло она видела дорогу ничуть не хуже, чем водитель; к тому же смотреть вперед было куда интереснее, чем, кривя шею, пялиться в боковое окно.

Солнце уже село, наступили долгие сумерки. Занни рассчитала, что к тому времени, когда автобус въедет в город и высадит ее у Большого моста, темнота как раз сгустится и наступит настоящая ночь.

Водитель время от времени искоса посматривал на нее. Возможно, у водителя были дети, а может, даже и внуки ее возраста. Во всяком случае, его всерьез волновало, ждут ли девочку на остановке — в ночное время детям не стоит ходить по улицам без взрослых.

Занни чувствовала и правильно истолковала этот его интерес. Однако она неплохо подготовилась к этой прогулке, изучив по плану города район, который объявила своим домом. Да и беседы с психологом не прошли даром. Поэтому, ощутив на себе очередной внимательный взгляд водителя, она улыбнулась ему и весело сообщила:

— У вас остановка через два дома после нашего. Как с моста съезжаете, так первый дом — это наш.

В ответ водитель молча кивнул.

Пригороды незаметно сменились городскими домами, дорога перетекла в улицу, вокруг прибавилось огней и автомобилей. Водитель перестал отвлекаться на нее, тем более что здесь, в городе, оказывается, недавно прошел дождь — асфальт блестел и умножал огни.

Припоминая карту и схему автобусного маршрута, Занни угадывала, по каким улицам они едут. По мере приближения к Большому мосту ее начало познабливать — мелкая дрожь против воли овладевала телом. Напряжение, которое она таила в себе последние четыре дня, теперь просилось наружу.

Однако поездка по мосту, как ни странно, не произвела на нее того впечатления, какого она ожидала — автобус шел во втором ряду, а в первом, колесо в колесо, шел такой же автобус и загораживал весь вид. Занни повернулась налево, но мост был очень широк, и реки она не увидела.

От волнения она чуть не забыла, какой адрес назвала водителю, и вскочила с места лишь тогда, когда он притормозил за два дома до остановки.

— Вот, — сказал он, — доставил прямо к подъезду.

— Ой, спасибо, — старательно изображая благодарность, пролепетала она и указала на освещенные окна во втором этаже. — А вот и наше окошко! Спасибо вам, до свидания!

Она выскочила из автобуса и побежала через тротуар. Но водитель не тронулся с места, пока не убедился, что она звонит в дверь.

На картонке, приколотой около звонка, который нажимала Занни, было небрежно накорябано «Майк Касслер». Занни надеялась, что его не окажется дома. Так и вышло — никто не отозвался.

Она оглянулась. Автобус был уже далеко, и улица казалось пустынной. Занни куда больше понравилось бы, будь тут побольше народу. Не то чтобы она всерьез опасалась нападения, но ведь дураков на свете много. Вечерами в спальне девчонки рассказывали друг дружке разные ужасные «случаи из жизни» и при этом много врали, конечно. Занни и сама привирала, но мало ли кто может прицепиться к одинокой девчонке посреди ночного города? На этот случай она запаслась оружием — в сумочке лежала фунтовая консервная банка сгущенки. Занни накрутила длинные ремешки сумки вокруг запястья, чуть крутанула рукой. Силы в девчоночьей руке маловато, но в обороне не сила главное, а умение. И быстрые ноги.

Она остановилась у светофора, пережидая, пока автомобили с моста свернут к спуску на набережную, и, когда загорелся зеленый сигнал, перешла улицу.

Мост полого уходил вверх, перегибался над серединой реки и спускался к площади Принцессы Виллеймы. Занни шла по кромке тротуара у самой проезжей части и смотрела под ноги, изо всех сил удерживаясь, чтобы не глянуть хоть краешком глаза влево, за перила. Рано еще. Уж если заглядывать, так только на середине моста, в самой высокой точке.

Середину она чуть не прошла — на мосту так мало ориентиров, — но что-то подсказало, что здесь и надо остановиться. Она встала как вкопанная, качнулась, прижала руку к бешено бьющемуся сердцу и шагнула влево. Взгляд опередил движение — Занни увидела черный провал, приглушенный блеск внизу и множество качающихся огоньков. Только непонятно было, какие огни настоящие, а какие — всего лишь отражения.

Занни обеими руками вцепилась в перила. Майк соврал. Мост вовсе не казался лежащим на воде — он висел в черноте, полной разноцветных огней.

И в то же время Майк сказал чистую правду — высота не ощущалась. Ее просто не было. Она не кружила голову, она не сдавливала сердце, была где-то рядом, но не здесь.

Темнота манила. Занни наклонилась вперед, приподнялась на цыпочки, перегнулась через перила.

— Э-эй! — тихонько позвала она нечто неведомое, таящееся в темноте.

Почему-то она знала, что там, в темноте, кто-то есть, слышит ее, и еще она знала, что темнота эта — густая, плотная, как вода, и что в ней, как в воде, можно плавать. Занни всей кожей ощутила, как погружается в темноту, по коже пробежал холодок…