– Это в прошлом, – заглянула она в глаза Василию. И впрямь – ему не хотелось. То ли изумруд подействовал, то ли глаз Моктесумы.

– Похвально, похвально, – одобрил алькальд. – Последний раз в моем баре вы, ховен,[56]нахлестались, простите, до призрачного состояния – раздвоились, если не растроились. Только отлучился по городским делам, а выставочную бутылку прикончили. Это было поучительно! Кстати, пора представиться, – протянул он руку. – Алькальд города Таско – Примитиво Бейо.

Бывают, бывают такие дни, когда все, ровным счетом все желания исполняются без задержки. Загадывай, чего хочешь, и минут через пять – пожалуйста, на блюдечке! Самое немыслимое, самое невероятное! Какие небесные механизмы тут задействованы – кто знает? Но факт.

И Василий решил испытать нынешний денек до самого дна, задумав чрезвычайно сильное по идиотизму, но слабо сформулированное желание – чтоб Сьенфуэгос показал-таки свои сто огней!

В это время скромный охранник стоял на коленях, тихонечко и трудолюбиво шерудя что-то на смычке пола и стены. И вдруг, засияв, как серебро, надраенное зубным порошком, рассыпался несчетным количеством искр и комнатно-ручных молний.

– Гозетку отгемонтиговал! – отрапортовал он, сильно картавя. – Клянусь вигхен![57]

Других последствий электрического разряда не замечалось, лишь зеленая продовольственная кобура здорово посинела, превратив мексиканский флаг во французский.

«Точнее надо быть в желаниях!» – уяснил Василий.

– В конце концов, – сказала истомившаяся в государственном учреждении Шурочка. – Давайте перейдем к делу!

– Почему бы и нет?! – радостно согласился алькальд Примитиво. Он был вообще заметно возбужден совокупностью событий, включая починку розетки. – Какое именно у вас дело?

– Хотим сдать сокровища Моктесумы на строительство храма!

– Сокровища? – игриво переспросил Примитиво, посматривая то на Василия, то на Шурочку. – Моктесумы? – И взгляд его выражал глубокие сомнения в самой возможности наличия у них более-менее сокровищ.

– Васенька, передай алькальду глаз с ушами!

Но только Василий извлек из кармана коробочку, как пришла срочная радиодепеша от ключевой группы захвата: «Сбились пути. Майор Родригесс проколом колеса. Уточните координаты. Прием».

– Пендехос! – воскликнул Примитиво, да так и продолжил уточнять звучной латинской чингадерой.[58]– Простите, друзья! Такой суматошный день, – улыбнулся он, временно покончив с командой майора Родригесса. – Мы, кажется, остановились на Моктесуме?

Открыв коробочку, алькальд осторожно двумя пальцами вытащил сначала одно, затем второе ухо и наконец глаз. Разглядел в лупу, сверился с каким-то неимоверно толстым справочником под названием «Желтый домик».

– Действительно, уши Икс-Чель и глаз Моктесумы, – задумчиво сказал он, раскладывая на столе гербовую бумагу, печать и набор стратегических авторучек для особенно важных подписей. – Я, знаете ли, не слишком поражен, потому что сокровища органично дополняют сегодняшний день. От этого дня можно ожидать чего угодно!

И абсолютно прав был Примитиво, мудрый Бейо. Встаешь иным утром и заранее уверен, что в ближайшие двадцать четыре часа ничего не произойдет, кроме завтрака, обеда и ужина. Зато каждая минута другого дня оказывается утыкана событиями, как страждущее тело на приеме у иглоукалывателя.

В следующий миг явилась еще одна, теперь сверхсрочная сверхдепеша: «У цели. Переговоры не заладились. Прос подкреп бюст бывш альк».

Нового алькальда как-то уела такая популярность бывшего. Нагруженный бюстиками Сьенфуэгос был отправлен не только в качестве подкрепления, но и с заданием выявить приверженцев рухнувшего режима.

– Так-так, запишем. Два уха, один глаз, – говорил Примитиво обиженно, как девочка, у которой раскопали «секретик». – Два уха! Глаз один? – повторил с некоторым сомнением, будто намекая на инвалидность сокровища. – Странно-странно. Вы, друзья, уверены, что это на постройку храма? В нашем райском, знаете ли, уголке храм на храме стоит и храмом погоняет! Триста шестьдесят пять – по дням года. Не возвести ли казино?

– Сокровище на храм! – непреклонно сказала Шурочка. – Пусть будет Високосный.

– А молодой ховен, кажется, за казино, – подмигнул алькальд Василию. – Или стадион для боя быков?

Шурочка начала раздражаться.

– Мы-от-да-ем-на-хр-ам! Запишите, припечатайте и, будьте добры, – расписку! А потом хоть баню воздвигайте!

– Да, своя рука владыка, – согласился Примитиво, разглядывая по случаю обе – какая владычней? Остановившись на левой, поздравил ее правой.

Не то что бы нового алькальда заносило по инерции на стезю старого и не то что бы ему очень уж хотелось положить глаз с ушами в свой карман, просто он думал о лучшем их использовании на благо города. И в этот критический для сокровища Моктесумы момент из починенной, к счастью, розетки вытек призрак дона Борда.

– Если ты, примитиво козел, не построишь храм в честь всех святых – пеняй на себя! Я твой бар разорю и тебя по миру пущу, – напустил призрак страху приказным тоном и утек без следа.

То ли алькальду был знаком этот голос, то ли этот тон, но не стал он спорить и заедаться.

– Понял – не дурак! Будет всем святым храм. Сегодня же торжественно заложим краеугольный камень. Клянусь девственницей Гвадалупой! Клянусь всеми девственницами и недавно потерявшими невинность! Клянусь!

И когда Примитиво Бейо закончил клясться, в кабинете якобы самопроизвольно, а на деле-то по умыслу дона, включились все электрические приборы. Напугала электробритва, зарычавшая на серебряном подносе, как бешеный пес. Прочие включения оказались даже кстати.

Раздался гимн «Когда святые в рай идут…» и под него возникли в дверях Сьенфуэгос, двое безымянных героев и майор Родригесс с ключом наперевес и резким ароматом птичьего базара.

– Орлы! – пожимал руки Примитиво. – Всем по медали! Стальные орлы!

Признаться, рожи орлиные выглядели плачевно, ни намека на сталь – иссечены, исцарапаны, разодраны в кровь, будто вышли кое-как из неравной битвы со стаей грифонов. Хотя не только вышли, но и вынесли много полезного. Не сдали, к примеру, серебряные изваяния, выказав себя очевидными сторонниками материала, из которого был отлит вчерашний алькальд.

Рожи-то рожами, зато каковы орлиные бюсты! Набитые конфискованно-награбленным добром, они уподобились крутым тракторным колесам, выпятившимся из-под кургузых крыльев.

У одного орла мотался вокруг талии хулахуп с чеканкой. Другой придерживал за спиной, как базуку, выхлопную трубу. Майор Родригесс морзил фонариком для бритья. И только скромный Сьенфуэгос был пуст. Более того, у него исчезла в пылу серебряная кобура.