или подозрительным не занимались. По большей части они вели себя спокойно, несмотря на недавние события. Отложив нужные страницы в сторону, Генрих отклонился на спинку кресла. «Боже… Анна…» — сказал он себе шепотом. Теперь офицер остался один на один со своими мыслями. Произошедшее в лесу всплывало в голове, действие медикаментов заканчивалось. «Я должен тебя защитить любыми способами», — размышлял он вслух. В лесу на его сестру могли напасть дикие звери, и всё могло окончиться гораздо печальнее.

Тишину комнаты, и кружащие в голове Генриха мысли прервал стук. Дверь в кабинет отворилась и, за ней показался Вольфганг. Пройдя через темноту до стола своего друга, юноша остановился, осматривая офицера.

— То, что произошло сегодня — ужасно, — начал он, направляя взгляд на окна, откуда доносился шум развивающейся на ветру листвы. — Мы все испугались… Тебе стоило позвать кого-нибудь!

— Вольф, — тихо произнёс Генрих, перебивая своего друга, — если со мной что-то случится, позаботься об Анне.

— Обязательно.

— Ты отлично показывал себя ещё задолго до Керхёфа. Думаю, у тебя получится это лучше, чем у меня…

— Только не принижай себя! Кто избавился от Манфреда и устроил переворот в Керхёфе? Ты! Кто стоял на своём во время обучения, несмотря на все трудности и невзгоды? Ты! Кто вернулся из ада войны, чтобы воссоединиться со своей семьёй? Ты, Генрих, не «никто», и не думай об этом. Родители бы тобою гордились… Ты это ты, и, есть вещи, с которыми только один Генрих Верлорен сможет справиться.

— Спасибо, Вольф, но мне нужен отдых, а не лекции по поднятию боевого духа.

«И силы…», — слово, которое Генрих всё же не озвучил.

Вольфганг замолчал, и через минуту собрался покинуть комнату, но подойдя к двери остановился.

— Знаешь, может же быть и такое, что и со мной что-то случится. Кто тогда позаботится об Анне?

Никто не дал ответа на эту мрачную мысль. После продолжительного молчания, солдат молча покинул кабинет своего офицера. Погрузившись в собственные мысли, Генрих боялся что его друг прав. Наличие маленького шанса на то, что Анна останется одна, пугало его. Юноша закрыл глаза и разлёгся на своём кресле, пытаясь что-то придумать и собраться с мыслями.

Генрих открыл ящик стола, — он вспомнил, что видел золотой кинжал. Такой же красивый, как и при первом взгляде. Он до сих пор завораживал своей красотой. «Я не могу дать его Анне, это плохо на неё повлияет», — к такому выводу пришёл Генрих и спрятал кинжал обратно в стол. Вид большой стопки бумаг напрягал его, ещё сильнее всплывал образ жестокого Манфрэда. Какая ужасная шутка — стать собирательным образом из тех людей, которых он ненавидел. Генрих принялся убирать бумаги в один из ящиков стола, и в самом нижнем, который он никогда не открывал, обнаружил исписанный клочок бумаги. «В позолоченной клетке мой дом, там я, забывшись, храню секрет» — гласила наскоро наброшенная надпись на маленьком обрывке бумаги.

Странная загадка от предыдущего владельца. Могло ли быть это послание самому себе от барона? Генрих читал, что предыдущий правитель сходил с ума, и, возможно, он сам остерегался проблем с памятью, из-за чего и создал эту записку. И именно в этом кабинете он пропадал днями с той странной находкой в сундуке. Проводя глазами по интерьеру, внимание Генриха привлёк глобус, чья золотая сфера светилась в свете луны. «Позолоченная клетка» — всплыла строка в голове юноши. Генрих подошёл к глобусу и начал его осматривать. Тяжёлый и крепкий корпус не поддавался ни под какими-либо манипуляциями. Шар внутри «клетки» крутился, прутья не отгибались. Перенести саму конструкцию к центру не было возможным, — опора глобуса крепилась к железной пластине на полу. Офицер ощупывал каждую выпуклость золотой сферы, проверяя всё пространство своими пальцами, что не переставали болеть. Генрих пытался игнорировать боль, так как ощущал, что он приближается к чему-то действительно важному.

На ощупь удалось найти какой-то маленький поршень. Интуитивно Генрих вдавил его вглубь. Послышался щелчок, вслед за которым раскрылась золотая сфера, обнажая серый, голый глобус. Шар свободно вертелся по оси, не выделяясь чем-нибудь необычным. На нём не было ни пометок, ни узора, ничего, просто идеально гладкий шар. Генрих пытался воплотить в жизнь любую догадку, любую теорию, что родилась у него в голове; он снова и снова крутил глобус по кругу, чтобы все надписи и краски слились воедино. И в один момент крепления слетели, из-за чего верхняя часть шара выскочила. Большая, трёхкилограммовая половина упала на пол, издав громкий стук. Шум мог разбудить всех людей на этаже, но никто не начал суетиться. Тишина была такой же невозмутимой, какой была до грохота. Чудом половина глобуса не треснула и не разлетелась на куски, лежащая на полу часть была полой, но в ней ничего не оказалось, в другой же была видна выемка, внутри которой лежала книга. Генрих взял этот предмет и обнаружил, что это маленькая записная книжка, которая состоит из пары уцелевших страниц. Все остальные листы были вырваны. Как напоминания о них, оставались небольшие клочки бумаг у корешка. Две единственные страницы описывали часть жизни барона:

Мистические события начали со мной происходить после нахождения стального куба. Я ни раз показывал его оценщикам из города, но никто не смог определить ни принадлежность к известной цивилизации, ни его свойства. Сью же минуту мои догадки подтвердились! это был тайный артефакт эзотерического культа, прославляющего некоего Вечного. Я впервые слышал о такой секте, но иные источники попросту не существовали, только внутренние архивы замка. Необычная скульптура удивляла всех, и, за мной пристально следили. Артефакт пытались выкупить и похитить. Одни предлагали немыслимо огромные деньги, другие угрожали моей семье. Оставлять артефакт под рукой опасно, его следует спрятать. Он будет храниться всегда за моей спиной, и в то же время вдали от меня.

Необычные описания на первой странице давали легкое объяснение причины нападений на Фюссен: барон впал в паранойю по поводу одержимости со стороны оценщиков и напал на тех, кого подозревал больше всего. Только последние строки о хранении предмета сильно отличались от остальных моментов дневника, словно были вписаны гораздо позже; они не имели никакого смысла и в то же время казались очередной загадкой. «Может кинжал тоже является подсказкой?» — подумал Генрих, уловив некоторую закономерность в любви к загадкам. Ведь кинжал упоминался братом барона. Но кто его оставил себе?

Дитя моё, милая Ева, рассказала о книгах, что описаны в здешней библиотеке. Там приводились истории о предыдущем властителе сих земель. В его рассказе я