на присуждение премии. В начале 1943 г. книга была официально удостоена Сталинской премии второй степени в размере 100 000 рублей. Причины того, почему именно рукопись Яковлева получила премию, до сих пор неизвестны. По предположению Н.А. Горской, Сталин решил вновь пересмотреть официальную историческую концепцию в сторону признания теории о рабовладельческом периоде русской истории[1261]. Впрочем, прямых доказательств этого предположения до сих пор нет. Более того, последующие события, скорее, свидетельствуют о том, что официальные идеологи вполне определились в своей поддержке феодальной концепции Б.Д. Грекова. А.А. Зимин объяснял присуждение премии тем, что на момент появления премии было только две крупные монографии (Яковлева и П.П. Смирнова о посадской общине XVII в.), подходившие под критерии премии[1262]. Такое объяснение может быть правильным. Учитывая идеологическую «неразбериху» военного времени, это вполне могло произойти. Немаловажную роль сыграла и слава историка как хорошего знакомого самого Ленина.

Все полученные деньги Яковлев передал Чувашской и Мордовской АССР на создание приютов имени И. Сталина для сирот-детей воинов. В этом же году был опубликован первый том монографии «Холопство и холопы в Московском государстве в XVII в.».

По замыслу автора, исследование имело своей целью «истолковать смысл юридической постановки норм холопьего кабального права несколько иначе, чем это делали прежние исследователи, и взять эти нормы в их живом развитии в связи с той житейской обстановкой, среди которой они зарождались, росли и слагались»[1263]. Для решения поставленной задачи историк привлек ранее не изученные архивы. Яковлев рассматривал новое исследование как продолжение своих двух первых монографий. По его мысли, оно должно было дополнить картину социально-экономического развития Московского царства в XVII в., нарисованную им в предыдущих трудах. Но, несмотря на колоссальный объем проделанной работы, исследование, по меткому замечанию А.А. Зимина, получилось «сумбурным», перегруженным фактами и выдержками из источников, а мысль автора не всегда ясной.

Книга открывалась экскурсом в историю холопства на Руси с древнейших времен. С точки зрения Яковлева, истоки института холопства надо искать в рабовладении. В Древней Руси главным источником богатства для князей была работорговля, а основным богатством – челядь, под которой автор понимал рабов-иноплеменников. Но с конца X в. положение вещей меняется: «На смену князьям-рабовладельцам и князьям-экспортерам приходят князья-хозяева, заинтересованные не в заморских походах с челядью на баркасах, пирогах или филюгах, а занятые более глубокими хозяйственными интересами, развившимися и окрепшими в Поднепровье в XI в.»[1264]. Князья переходили от торговой деятельности к освоению своих земельных владений. Именно холопы стали первоначальной категорией зависимого населения, посаженной на обрабатывание угодий землевладельцев. Несмотря на то что нарисованная картина очень напоминала рабовладельческий строй, автор указывал в данной работе на то, что в истории России не было рабовладельческого периода. Следуя за Ф. Энгельсом, который утверждал, что германцы перешли в феодальную эпоху, минуя рабовладельческую формацию, исследователь писал: «Некоторые историки, исходя из факта существования рабов и работорговли у славян в IX и следующих веках, приходят к выводу о наличии в это время рабовладельческой формации и в киевской Руси. Подобная точка зрения является неверной. Образованию рабовладельческой формации античного типа помешал общинный строй славян»[1265].

В ходе исследования Яковлев сделал вывод, что «славянин» в раннем Средневековье был синонимом слова «раб». Более того, по Яковлеву, термин «холоп» происходил от «славянина»[1266] (что весьма сомнительно с научной точки зрения). Анализируя «Русскую Правду» в контексте эволюции холопства, автор специально выделил 14 статей памятника в особый «холопий кодекс»[1267]. Таким образом, автор стремился доказать широкое распространение холопства в Древней Руси.

На значительную роль холопства в социально-экономической жизни Руси автор указывал и в период раздробленности (XIII–XV вв.). В это время холоп превратился в незаменимого работника княжеского хозяйства, трудящегося во всех сферах деятельности князя. Холоп окончательно превратился в частную собственность своего господина. Именно из холопов формировались первые дворовые слуги крупных феодалов, которые впоследствии станут основой дворянского сословия.

С формированием единого русского государства холопий вопрос встал особенно остро, поскольку скопление в руках бывших уездных феодалов большого количества вооруженных холопов создавало угрозу для стабильности государства. Кроме того, это вызвало принципиальный конфликт «идеи суверенитета централизованного феодального государства с идеей своеобразного суверенитета времен феодальной раздробленности»[1268]. Тем не менее московские власти не смогли радикально решить эту проблему. Вместо того, чтобы бороться с самим холопьим вопросом, московский государственный аппарат вел борьбу с частными его проявлениями. Важную роль в том, что государственная власть не могла решительно побороть холопство, была «холопья идеология», т. е. представление о неприкосновенности холопов как собственности господина. Яковлев выделил три составляющие этой идеологии: 1) нравственную, когда общественное мнение осуждало бегство холопа от своего хозяина; 2) юридическую, по которой холоп принадлежал своему господину на «вещном праве» и 3) политическую, когда холоп мог зависеть только от политической воли господина[1269].

Большую роль, в представлении автора, холопство играло в организации военного дела в Московском государстве. Холопы, как зависимые от феодала люди, составляли основу московского войска. По мнению Яковлева, даже на Куликовом поле победа была одержана именно холопьими отрядами[1270].

С XVI в. правительство начало наступление на институт холопства, так как наличие огромного числа холопов лишало казну поступлений. Другой целью было лишить крупное боярство его слуг, обеспечив тем самым слугами дворянство. Путем осторожных полумер было введено «служилое холопство», когда холоп мог покинуть своего господина в случае его смерти. Тем самым, по мнению автора, на холопьем рынке была создана необходимая текучесть, которая расширяла доступ дворянства к холопам[1271].

Еще одна неоднозначная мысль, которую историк высказал в своем исследовании, заключалась в том, что именно холопство стало основой генезиса крепостного права. По мнению автора, в результате социально-экономического развития Московского царства в XVII в. произошла «не отмена холопства, а превращение и холопа, и крестьянина в так называемую „ревизскую душу“, соединившую в себе почти все отрицательные черты подневольного состояния и холопа, и владельческого крестьянина»[1272]. Еще более отчетливо данная идея была озвучена в более ранней работе Яковлева, дореволюционном популярном очерке о развитии крепостного права в России. «Крепостное право на крестьян развилось в Московском государстве XVI и XVII вв. из права холопьего, из права на владение рабами, определившегося у нас еще в X и XI вв.»[1273], – утверждал исследователь. Таким образом, в работах Яковлева довольно отчетливо прослеживается представление о взаимосвязи между холопством, имевшим истоками рабовладение, и крепостным правом – высшей формой феодальной зависимости. Надо отметить, что эта мысль была не нова для русской историографии. Так, генезис крепостничества и холопье право связывал еще В.О. Ключевский в своей статье «Происхождение крепостного