— А какие еще критерии оценки можно использовать в данной тематике, чтобы можно было бы вполне точно говорить, могли немцы сбивать 200 и 300 или нет? — уточняю я.

— Здесь критерии могут быть такими: количество выпущенных самолетов промышленностью, их и нашей; количество потерь этих самолетов ими и нами, при этом надо смотреть — потери боевые или не боевые!

Потому что у них также много не боевых потерь. Вот эти показатели надо смотреть.

После встречи с Аркадием Федоровичем я решил уточнить, были ли «лагги» там, где воевал Хартман.

Согласно летной книжке этого немецкого аса, он сбил 6 ЛаГГ-3 (в феврале — 1, в апреле — 3, в мае — 2).

И вполне мог, потому что на этом типе истребителя в июне 1943 г. работал 88-й истребительный авиаполк 4-й Воздушной армии Северо-Кавказского фронта.

А по поводу критериев оценки было бы уместно поговорить несколько позже, в заключение этой главы.

В оценке немецкой стороной действий советских истребителей в 1944 г. можно отметить некоторое различие. Однако остановимся на благоприятных отзывах, так как к началу этого года ВВС Красной Армии превосходили люфтваффе более чем в три раза.

«С 1944 г. русские пилоты, — отмечали наши противники, — показывали себя совершенно с другой стороны, в бою они полностью игнорировали чувство самосохранения. Русские прорывались через плотный заградительный огонь и вели огонь изо всех стволов с самой близкой дистанции. Несмотря на большие потери, их агрессивность и боевой дух были как никогда высоки. Причиной тому служило постоянное численное преимущество, достижение технического паритета и возросший уровень летной подготовки».

«Внезапное появление истребительного авиакорпуса в районе боев практически всегда означало, что здесь в ближайшее время начнется наступление Советской армии.

В ходе наступления истребительная авиация, которая концентрировалась как можно ближе к линии фронта и в ближайшем тылу, отвечала за безопасность сосредоточений наземных войск, других родов авиации и передовых наступающих частей (обычно это были бронетанковые части). Во время прорыва линии фронта истребители прикрывали наступающие войска. Контроль воздушного пространства над полем боя осуществлялся патрулированием, а также вылетали на «свободную охоту».

Советские истребители действовали на всех высотах ниже 6000 м.

Для того чтобы добиться наибольшей концентрации в районе, где находились наступающие наземные войска, применение истребителей в других операциях сводилось к минимуму.

Истребители оперировали отдельными группами в составе от эскадрильи до полка вдоль главного оборонительного рубежа или перпендикулярно линии фронта на расстоянии примерно 20 км. Если в деле участвовали несколько авиаполков, каждому из них назначался определенный район действий. К концу войны операции такого рода позволяли русским добиться превосходства в воздухе не только в прифронтовой полосе, но и далеко в тылу немецких войск, когда советские истребители, преследуя противника, появлялись над хорошо защищенными зенитной артиллерией немецкими аэродромами. В то время оборона советских тыловых областей стала достаточно рутинным и спокойным мероприятием, и в этих районах русские истребители вели себя пассивно.

Кроме заданий по прикрытию войск над полем боя и в тыловых прифронтовых областях советские истребители участвовали в сопровождении штурмовиков, бомбардировщиков. Все чаще русские совершали массированные налеты бомбардировочной и штурмовой авиации под сильным прикрытием истребителей. В Восточной Пруссии, например весной 1945 г., такие операции проводились по нескольку раз в день. Тактика налетов основывалась на наиболее полном использовании технических возможностей своих самолетов.

Руководство действием истребителей по радио стало общим правилом, особенно в районе главного удара наземного наступления», — писал немецкий генерал В. Швабедиссен.

По его утверждению, командиры люфтваффе единодушно подчеркивали, что немецкие истребители все же завоевывали первенство в воздушном бою, несмотря на неблагоприятное численное соотношение и некоторое техническое превосходство советских истребителей над немецкими в 1945 г. «Несомненно, — подчеркивает генерал, — немецкие подразделения обладали лучшим руководством, большим боевым опытом и более совершенной тактикой. Эти факторы и были решающими в воздушном бою, что признавали сами русские. Лейтенант, летчик одного из гвардейских истребительных полков, попавший в плен, так отозвался о действиях немецких летчиков-истребителей:

«Истребители 54-й (немецкой) истребительной эскадры в бою обычно находились в меньшинстве. Но когда они в небе, становилось горячо. Все они асы».

«Индивидуального превосходства немецких летчиков, однако, было недостаточно для предотвращения постепенного завоевания русскими — за счет численности-господства в воздухе. Это утверждение также подтверждает тот факт, что количество боевых вылетов немецких истребителей снижалось, в то время как немецкие потери, особенно среди молодых летчиков, устойчиво росли.

Большой количественный перевес и наличие современных типов самолетов-истребителей давали советским пилотам преимущество над немецкой истребительной авиацией. Осознание этого обстоятельства в некоторых случаях делало советских летчиков самонадеянными в бою, но иногда и очень бестолковыми.

В воздушном сражении они делали ставку на маневренный бой, чтобы в полной мере использовать достоинства своих самолетов».

В заключение В. Швабедиссен подводит любопытные итоги: «Советская истребительная авиация развивалась устойчиво и быстро. Ее вклад в общий успех был существенным. Начиная с лета 1944 г. советская истребительная авиация добилась количественного превосходства, которое в конце войны завершилось господством русских в воздухе. Только сконцентрировав свои истребители, немецкое командование могло завоевать превосходство в воздухе в ограниченных районах, которое к тому же было весьма кратковременным».

Не берусь высказывать собственное мнение, но, опираясь на факты, считаю такое мнение противника вполне объективным.

К концу марта 1944 г. без учета Me-110 численность дневной истребительной авиации люфтваффе составляла более 500 истребителей на Восточном фронте и более 1100 на Западном. При этом если учитывать более чем трехкратное превосходство ВВС Красной армии, то боевое напряжение люфтваффе оставалось высоким.

Например, в 1944 г. советская авиация произвела 817 064 самолето-вылетов, а германская только 257 577, боевое напряжение ВВС КА на один исправный самолет в год равнялось — 68, в месяц — 6, а в сутки — 0,17.

В ВВС Германии — 121 в год, 10 — в месяц, 0,35 — в сутки.

Если говорить о соотношении боевых потерь самолетов ВВС КА и ВВС Германии, то оно только в 1944 г. на Восточном фронте достигло максимальной цифры — 1 к 1,66. До этого, в 1943-м, соотношение потерь составило 1 к 1,26, а в 1945 г. 1 к 1,02.

Следовательно, из вышеприведенных цифр мы можем сделать вывод, что авиация люфтваффе, сражаясь гораздо меньшими силами и производя гораздо меньше самолето-вылетов на Советско-германском фронте, в 1944 г. неся ощутимые потери в летном составе и самолетах, тем не менее оказывала упорное сопротивление ВВС Красной армии. Каждый самолет люфтваффе совершал почти в два раза больше самолето-вылетов в сутки, в месяц и год, а потери при более чем трехкратном превосходстве не достигли и двух единиц.