Не было никаких сомнений в намерениях турецкого эмира. Перенеся столицу своей страны в Европу, он продал часть жителей Адрианополя в рабство и водворил на их место турецких поселенцев. С оставшейся частью Фракии обошлись точно так же, и когда большая часть ее населения переместилась в Анатолию, туда хлынули турецкие поселенцы. Казалось, что нашествию османов невозможно противостоять, и настроения в столице склонялись к мрачному пессимизму. «Турецкое нашествие, — писал один из византийцев того времени, — подобно морю… оно никогда не бывает спокойным, но всегда находится в движении»[211]

Императоры и дипломаты отправлялись в Европу с мольбами о помощи, но лишь папа проявил заинтересованность, и цена за его помощь была прежней: восточная и западная церкви должны объединиться, и православная церковь обязана подчиниться власти Рима. Это предложение уже несколько раз звучало в прошлом, но люди Константинополя каждый раз с негодованием отвергали его. Однако положение Иоанна V было достаточно отчаянным, чтобы предпринять еще одну попытку. В 1369 году он торжественно преклонил колени на ступенях собора Святого Петра, признал верховенство папы и официально перешел в католицизм.

Подчинение императора было его личным делом и никого ни к чему не обязывало; единственным следствием этого акта стало замешательство, испытанное подданными Иоанна в отношении его самого. Империя могла являть явные признаки упадка — но византийская гордость не стерпела бы добровольного подчинения ненавистному латинскому обычаю, особенно после того, как крестоносцы-латиняне залили кровью улицы Константинополя. Пришельцы с Запада выгоняли византийцев из их домов, убивали их семьи и разрушили их прекрасный город. Даже если теперь империя была обречена, просить ее жителей отречься еще и от своей веры было уже слишком. Они полагали, что никакая помощь не стоит такой цены.

Несмотря на то, что Иоанн обратился в католичество, обещанной помощи с Запада так и не последовало. Лишь православная Сербия отозвалась на бедственное положение империи. Выступив в Македонию, сербское войско встретилось с османской армией на берегу реки Марицы. Турецкий эмир Мурад — теперь называющий себя султаном — одержал решительную победу и заставил стать своими вассалами разобщенных македонских князей. Намереваясь подавить дух православия, Мурад вторгся в Далмацию и Болгарию, разорил их главные города и принудил их князей принести ему вассальную присягу. Коалиции князей под руководством героического Стефана Лазаревича удалось предотвратить вступление османов в Боснию, но в 1389 году в ужасной битве при Косовом Поле погиб царь Лазарь, и последние остатки сербского государства прекратили существование. Единственным утешением для балканских народов, чье будущее теперь было предрешено, стало то, что Мурад тоже не пережил битву. Сербского солдата, притворившегося дезертиром, привели к султану, и он смог вонзить меч в живот Мурада, прежде чем его зарубила султанская стража.

Император Иоанн V возлагал на помощь сербов все свои надежды, и катастрофа его сломила. Он написал султану, смиренно предлагая стать османским вассалом, если только тот пощадит столицу. Две сотни лет назад Мануил I сделал сельджукского султана своим вассалом — и вот теперь младший сын Иоанна Мануил II беспомощно наблюдал, как его обессилевший отец выворачивает ситуацию наизнанку. Помазанный защитник православия теперь стал слугой величайшего врага христианства.

Именно в этот отчаянный момент другой дальновидный человек взошел на византийский трон. Мануил II в полной мере обладал энергией и политической мудростью, которых так недоставало его отцу, и хотя он знал, что империя мало на что может рассчитывать, он намеревался встретить гибель с гордо поднятой головой.

Никогда за долгую историю Византии шансы не складывались настолько не в ее пользу. Новый оттоманский султан Баязид, человек, чья быстрота в битвах вскоре принесет ему прозвище «Молниеносный», был даже более опасен, чем его отец Мурад. Многозначительно приняв титул «султана Рума» (то есть Рима), он намеревался искоренить любые помыслы о независимости. Убедительно напомнив императору, кто его хозяин, Баязид властно приказал Мануилу II прибыть в Малую Азию. Филадельфия, один из семи городов, названных в Откровении Иоанна, последний христианский аванпост в Анатолии, все еще противостояла туркам. Явно наслаждаясь мучениями Мануила, Баязид приказал ему помочь превратить этот последний византийский город в руины.

У Мануила II не было выбора, кроме как принять участие в окончательном политическом уничтожении христианского Востока. Имперская власть почти целиком ограничивалась стенами Константинополя, и император не питал иллюзий насчет слабости своего положения. Он все еще контролировал несколько портов в Эгейском море и большую часть Пелопоннеса, но эти обломки едва ли заслуживали того, чтобы называться империей. Любое сопротивление превосходящим силам турок почти наверняка оказалось бы самоубийственным, а султан уже был настроен крайне враждебно.

К счастью, кампания оказалась короткой, и Мануил II вернулся в Константинополь как раз вовремя, чтобы в следующем году жениться на сербской принцессе по имени Елена Драгаш.[212] Он и далее был готов изображать верного вассала, чтобы удерживать оттоманского волка на расстоянии — но Баязид, похоже, намеревался спровоцировать войну. Увеличив дань, которую должна была выплачивать обнищавшая империя, султан приказал разместить в Константинополе большие турецкие казармы — независимые от византийских властей и подчиняющиеся лишь мусульманским судьям. Как будто этого унижения было недостаточно, непостоянный султан внезапно стал подвержен приступам беспричинной жестокости: он искалечил нескольких византийских послов и кричал, что убьет своего имперского вассала. К этому времени терпению Мануила II пришел конец. Пытаться умиротворить такое непредсказуемое чудовище не было смысла. Когда Баязид призвал его для военной кампании против Трансильвании, Мануил II захлопнул перед ним ворота и приготовился к войне. Несколько месяцев спустя появилась османская армия, и началась осада.

Несмотря на превосходящие силы турок, Баязид имел все те же слабости, что до него демонстрировали многие потенциальные завоеватели Константинополя. Без флота надежная блокада города была невозможна, а стены его были достаточно крепкими, чтобы противостоять всем попыткам атаки. В довершение всего разъяренный султан вскоре получил весть, что его недавнее нападение на Трансильванию заставило Венгрию осознать турецкую угрозу, и уже начался новый крестовый поход. Быстро сняв осаду, Баязид отправился к болгарскому городу Никополю, каким-то образом сумев опередить крестоносцев и наголову разбить их войско. Приказав своим людям отрубить головы десяти тысячам пленных, султан вернулся к Константинополю, вдобавок завоевав по пути Афины и центральную Грецию.

В 1399 году, когда Баязид Молниеносный вернулся, Мануила II уже не было в столице. Воспользовавшись отсутствием султана, император погрузился на корабль и отправился в Европу. Торжественно высадившись в Венеции, он получил теплый прием, и куда бы он ни шел, от Парижа до Лондона, поглядеть на него стекались толпы. Император пришел за помощью, но не умолял о ней, и Европа, уже трепетавшая в преддверии Ренессанса, встречала его с раскрытыми объятиями. Этот высокий благородный человек выглядел настоящим императором, достойным наследником Августа или Константина, и к тому же был прекрасно образован.