— Что за черт мохнатый! — процедил глухо Мирон.

— Тут еще один малыш был! — ему в спину прохрипел вдруг Василий, увидев около дома небольшое деревянное корыто. — Смотри пеленки лежат…

Бросив беспокойный взгляд на деревянное корыто, служившее явно детским ложем, Мирон смертельно побледнел и выдохнул:

— Вот проклятье! Утащил, видимо, малыша то он!

Сабуровы стремительно побежали следом за мохнатым. Спустя полчаса, преследуя его быстро перемещающуюся в удалении фигуру, молодые люди достигли некоего пустыря около недостроенной церкви. Здесь, едва выскочив из леса, они более не увидели лохматого ряженого. В негодовании, лихорадочно, Сабуровы начали осматривать пустырь, ища, куда мог деться “леший”, но ничего не замечали.

Уже когда стало темнеть, словно побитые псы, усталые и злые Мирон и Василий вернулись в усадьбу наместника, так более и не найдя ни “лешего”, ни малыша. Недовольно буркнув ответ на вопрос Людмилы, Сабуровы отказались от ужина и направились в свою горницу. Тут они сели на лавки, супротив друг друга и, чувствуя свою беспомощность, начали обсуждать, что делать дальше. Тот факт, что они позволили “лешему”, на след которого они напали и почти уже поймали, вновь утащить беззащитное чадо непонятно куда, терзало их существа.

Спустя час, когда почти уже стемнело, к ним в горницу ворвалась Людмила и порывисто произнесла:

— Пойдемте! Милолика куда-то на ночь глядя собралась! Через лестницу для слуг тайком вышла и теперь кого-то ожидает во дворе. А снаружи я видела ее двух охранников, словно они ждут ее, чтобы сопровождать куда.

Ринувшись с места, Сабуровы вмиг поняли, что возможно теперь у них будет возможность еще что-то узнать об этой запутанной истории. Серому Мирон, как и утром, приказал ждать их в горнице, боясь, что пес лаем выдаст их. Незаметно и быстро спустившись на широкий двор, и тут же притаившись в широких сенях, за многочисленными мешками с мукой, еще не перетасканные дворовыми в кладовую, Сабуровы и Людмила чуть присели. Они начали наблюдать за Милоликой Дмитриевной, стоящей у высоких ворот в темном плаще и простой черной “сороке”, головном уборе, который повседневно носили замужние женщины.

Милолика, чуть оглядываясь и, видимо чувствуя, что за ней следят, стояла одна, явно ожидая кого-то. Спустя некоторое время, со стороны конюшен появился Олег Алябьев. Сотник приблизился к боярыне, и та быстро что-то всунула ему в руку и сказала ему пару слов. Тот понятливо кивнул. Когда Алябьев скрылся в высокой избе для дворни, Милолика плавно проплыла к воротом и вышла на улицу со двора усадьбы.

В сопровождении двух личных охранников Нестерова, Милолика, накинув на голову капюшон, устремилась по пустынной улице. Сабуровы и Людмила следовали от них на довольно большом расстоянии, чтобы быть незамеченными. Спустя полчаса на окраине города, Милолика отправила охранников обратно, а сама последовала далее. Молодые люди, дождавшись пока слуги наместника уйдут довольно далеко, вновь последовали за Милоликой, которая так быстро перемещалась, что молодым людям приходилось почти бежать. Через некоторое время ее стройная высокая фигура оказалась на том же злосчастном пустыре, где днем они упустили “лешего”. И вновь увидев издалека, как Милолика прошла на пустырь, и едва приблизившись сами, Сабуровы вновь оказались на пустыре одни. След молодой боярыни простыл и, оглядываясь по сторонам, Мирон и Василий не понимали, куда она испарилась, ведь они явно видели ее только что.

— Да куда они все с этого пустыря деваются то! — уже в сердцах возмутился Василий.

— Дак, явно тут тайный ход под землю, где-то есть. Только мы не знаем где, — ответил мрачно Мирон.

Стало совсем темно. Сабуровы вновь начали перемещаться по пустырю и крайним заборам изб, пытаясь разглядеть что-то в темноте. Луна еще не поднялась, и ничего не было видно вокруг.

— Здесь что-то светится! — громко прокричала вдруг Людмила. Она уже находилась почти на середине пустыря.

Сабуровы быстро приблизились к ней, и увидели некий свет, исходящий из земли. Быстро присев на корточки, Мирон начал осматривать небольшое отверстие – дыру в земле, размером не более половины головы человека, из которого лился неяркий свет наружу. Уже через миг, упав на траву, Мирон вклинил свое лицо в эту небольшую ямку, отделанную с боков тонкими досками, дабы земля не обваливалась, и увидел через полуаршинный свод некое помещение под землей. Обложенная белым камнем, довольно большая горница освещалась десятью горящими факелами на стенах. И именно свет от них вырывался наружу и был едва заметен в густой траве.

— Вот еще один, — произнес Василий, приникнув также к другому небольшому отверстию в земле.

Людмила чуть поодаль нашла и третью дыру и, умастившись на траве, как и Сабуровы на животе, устремила взор в открытое небольшое оконце.

Эти дыры, в которые смотрели молодые люди, были словно отверстия в потолке каменной горницы и служили видимо для пропуска дневного света или для притока воздуха. Посреди комнаты, что виднелась внизу, стоял небольшой каменный стол, а на нем красовалась большая деревянная круглая невысокая миска, размером с полтора аршина диаметром. Шесть толстых черных восковых свечей возвышались на каменном столе у одного края чаши, а у другого края покоился длинный нож.

— Странное какое-то убранство, — невольно выдохнул Василий, обращаясь к Мирону.

— Явно не для трапезы, — ответил Мирон. — Только для кого оно?

— Тише! — выпалила громко Людмила. — Смотрите!

И вправду в подземную горницу кто-то вошел. Это была стройная женщина в черном плаще. Она прошествовала внутрь и остановилась у каменного стола. В следующий миг она скинула с плеч плащ, упавший к ее ногам и молодые люди узнали в ней Милолику Нестерову, жену наместника. Она была без головного убора и ее черные, как вороново крыло волосы спадали на ее плечи и спину. В длинной, просторной и простой белой рубахе, босая - она выглядела довольно странно. За ней в горницу вошел косой Игнат.

— Я все приготовил, моя царица, — благоговейно произнес он.

— Зажги свечи, — велела Милолика.

Слуга быстро засеменил к одному из факелов и, схватив деревянное древко, проворно зажег шесть черных свечей. В это время Милолика медленно развязала шнурок на горловине рубахи, белое одеяние упало к ее ногам, и она оказалась обнаженной, ее прекрасное молодое тело было освещено факелами и, было совершенным. Видя это, Василий глухо выдохнул, а Мирон только нахмурился, уже инстинктивно ощущая, что теперь произойдет какое-то нелицеприятное зрелище. Милолика подошла босиком к каменному столу и встала на небольшой подиум с торца стола, там, где лежал нож. Она вскинула обнаженные руки вверх и чуть встряхнула длинными достающими до колен густыми черными волосами. Она начала громко бормотать некие странные непонятые фразы, закрывая глаза и устремив лицо вверх. И Сабуровы отчетливо увидели на ее правой руке, на запястье золотой браслет. Он был единственным одеянием и украшением на обнаженной Милолике. Она повторяла и повторяла магические слова, а потом вдруг замерла и, резко открыв глаза, направила фосфорический ненормальный взор вперед на пламя черных свеч, которые горели перед ней через огромное блюдо.