– Ну, Виктор Иванович, здравствуй! – приветствовал Николай Михайлович и.о. начальника кафедры, по которому уже целый час шла служебная проверка по его лекциям, методике проведения занятий, по его преподавателям, по всей руководимой им кафедре. – Вижу, съездил ты в Москву хорошо?! Отдохнул?! Помолодел, посвежел! – констатировал генерал.

Ирина Дмитриевна суетилась в генеральской комнате, что-то убирая, наводя чистоту, создавая обычный уют, который был у Лобова там, где он любил уединяться. То и дело мелькая в проёме слегка приоткрытой двери, Ирина Дмитриевна внимательно наблюдала за Виктором Ивановичем. Вероятно, они обсуждали его и он, что называется, был легок на помине.

– Чаю с дороги будешь? – спросил у Виктора Ивановича Лобов. – Ирина Дмитриевна, сделайте, пожалуйста, два чая с лимоном и пару бутербродов Виктору Ивановичу.

– Спасибо, Николай Михайлович, – поблагодарил профессор.

– А что это за это самое, значит? – Лобов кивнул на коробку, на которой было красочное изображение микроволновой печи.

– Микроволновка.

– А, ну поставь её вон туда, – и Николай Михайлович рукой и глазами указал на место возле холодильника. – Проверял?

– Всё работает. Нормально.

– Ну и это самое, значит, вот, – Лобов о чем-то задумался, но вдруг его осенила мысль и он спросил, – А документы ты привез?

– Да, пожалуйста, – Виктор Иванович протянул большой пакет Николаю Михайловичу.

– Ну, ладно, спасибо, – только и сказал генерал. – Виктор Иванович, вы свободны. Идите, работайте. Будьте на связи, значит. Я Вам, это самое, значит, позвоню.

Выходя от генерала, Виктор Иванович столкнулся лицом к лицу с Макеевым, которого, судя по всему, каким-то образом вызвал генерал. Оба офицера одарили друг друга дежурными улыбками и разошлись как автомобилисты правым курсом.

Виктор Иванович пошел к себе на кафедру, а Макеев как зашел, так и вышел от генерала, который попросил его чуть попозже к нему зайти.

Виктор Александрович пошел в секретариат знакомиться с документами, а генерал дал команду Ирине Дмитриевне установить наблюдение за Захаровым и докладывать ему о нем, о том, что он делает и т. д.

За первый час после встречи с генералом к Виктору Ивановичу под тем или иным предлогом в кабинет вошли четыре женщины (две сотрудницы секретариата, из библиотеки и из научно-исследовательского отдела), а также двое офицеров с других кафедр. Все заходили практически без стука. То есть стук в дверь был без паузы и без ожидания команды на разрешение войти. Уже одно только это свидетельствовало о негласной слежке за Виктором Ивановичем. И он это сразу же почувствовал. Визитеры задерживались не более, чем на 2-3 минуты, внимательно рассматривая бумаги на столе и ту обстановку в кабинете, что могла бы хоть как-то скомпрометировать профессора Захарова.

В 12.00, за два часа до обеда, Виктора Ивановича к себе в кабинет вызвал генерал. Ирина Дмитриевна лично поднялась на третий этаж и передала просьбу Николая Михайловича спуститься к нему, да поскорее.

Ещё никто, даже аналитик Виктор Иванович, не знал, чего хотел генерал. А задумал он следующее. Виктор Иванович должен был сгонять в Москву и обратно на встречу с заказчиком. Николай Михайлович старался придерживаться простого житейского принципа, точнее – чекистской мудрости – лучше перебздеть, чем потом локти кусать на параше. Возможно, это всё было лишним в данной ситуации, но кто знал?!

– А, Виктор Иванович, дорогой!? – наигранно по-доброму, с кривой ухмылкой приветствовал Лобов своего И.О. – А мы тебя тут, это самое, значит, обыскались…

– Я был на месте, Николай Михайлович, – начал было оправдываться Захаров, но Лобов его перебил.

– Ну, ладно, ладно, тебе там, – генерал жестом дал понять, что беседа будет длинной, приватной и надо бы присесть за стол. – Тут вот ведь какое дело получается…

Захаров присел и хотел было опять вставить в разговор свое идиотские реплики, типа: я работал один или я готовился к лекции…

– Ты выслушай сначала, это самое, значит, а потом мне пояснишь, это самое, понял, да? – Лобов с легким прищуром взглянул на подполковника, которого сразу же бросило в холод. От колкого и пристального, слегка исподлобья взгляда повеяло не то что холодом, а смертью, могилой. – Помнишь Занудкина и других генералов, а? Так вот, дорогой мой, я уже, это самое, значит, устал тебя выгораживать и покрывать. Ты в гавно, это самое, значит, а я потом, это самое, значит, тебя из гавна, значит… Нормально? – Лобов отпил из стакана чай и продолжил, – Вот, умник, почитай-ка, что на тебя тут написали…

Когда Захаров увидел здоровенную папку, на которой было крупно выведено фломастером: МАТЕРИАЛ СЛУЖЕБНОЙ ПРОВЕРКИ по И.О. Начальника кафедры…, у него моментально вдруг испортилось настроение. Пульс участился до 130 ударов в минуту, на лице выступила испарина, а тело вдруг, загорелось и затряслось…

Несколько десятков сотрудников из числа преданных Лобову и системе в целом трудились не покладая рук и ног, в ущерб своему здоровью и личному времени… Первое знакомство, т. е. с первых же страниц папки было видно, что каждый (!) не просто излагал факты, извращая суть, но и пытался сделать вывод. Всё было написано и режиссировано одним человеком, хотя почерк у всех был разный, да и принтеры немного отличались.

– Последний раз даю тебе, значит, шанс, но гарантировать, разумеется, ничего не могу… Пройдет – хорошо, а нет – сам понимаешь, это самое, значит. – Николай Михайлович говорил спокойно, нежно, как будто застилал мягкую постельку. – Сегодня сгоняешь в Москву, передашь заключение по себе, которое я формально должен подписать, но я позвоню, прямо при тебе, вот, и скажу, это самое, значит, чтобы они там, того, вот, – Николай Михайлович взял трубку и начал звонить в Москву. На другом конце провода никто не отвечал. Бухают, что ли? Или делают вид, что не слышат звонка?

Получив инструкции от Лобова, Захаров вышел от генерала с папочкой и саркастической улыбкой. Ирина Дмитриевна не просто заметила, а даже подскочила в своем кресле.

Через полчаса Виктор Иванович, не дожидаясь окончания рабочего дня, уехал на своей машине домой, через бильярд.

Побродив с часок по клубу, проиграв каким-то лохам пару партий, Виктор Иванович поехал домой.

По дороге он всё тщательно взвесил, всё обдумал. Уже дома, за компьютером он изменил заключение по себе до неузнаваемости. Получалось теперь, что подполковник Захаров был гнусной личностью, недоумком и подлежал наказанию в виде выговора. Однако, никаких фактов, никаких пояснений в документе не было. Всё было бездоказательно и голословно. Теперь был не документ, а полная хрень с подписью, с печатью генерала Лобова.

Невооруженным глазом была видна необъективность расследования, полная неприязнь генерала к простому и.о. начальника кафедры. Этот документ, как потом оказалось, был бомбой замедленного действия для Лобова – чекистского генерала, самого хитрого и самого умного из всего выпуска училища.