На шее Скай метки не было, но она потянулась рукой, чтобы потрогать себя, как если бы она у нее была.

– Она доверяла тебе, – сказала Скай, и ее наполненный обвинением взгляд обратился ко мне.

Ненависть, которую она испытывала к фейри, была ничем по сравнению с ненавистью, которую она питала ко мне, думая, что я предала ее народ самым непростительным образом.

– Я не знала, – сказала я, грустно качая головой, и рассказала ей свою правду.

У каждого из нас был выбор, и каждый должен был выбирать, что ему делать и какую ношу нести. Моей ношей было знание, что Калдрис обманул всех из-за меня. Но я не могла отвечать за полуправду, которую он так искусно плел, за то, что он проник в Сопротивление, играя по-крупному.

Специально я ничего не делала.

Она сделала еще один шаг в сторону и попала в руки мужчины, который заключил ее в свои объятия. Метки у него тоже не было, но его пристальный взгляд остановился исключительно на Калдрисе. Почему женщины всегда так быстро осуждают других женщин? Зачем мы обливаем грязью и унижаем женщину, даже когда точно знаем, что она стала жертвой того же обмана, в который поверили и мы?

Женщинам нужно быть лучше, действовать более обдуманно, потому что, в конце концов, каждый поступок может привести к осуждению нас самих. Однако мужчины имеют право трахаться и убивать, воровать и лгать, и все это считается нормой в этом мире под солнцем, который как будто создан для них.

Во мне заклокотала злоба и ненависть, которые ослепили меня настолько, что я почти ничего не видела сквозь тьму, скрывшую мне обзор. Среди этого тумана из мрака и теней я различила силуэт мужчины, который повел Скай вперед, пока они не оказались прямо перед нами. Он посмотрел в лицо Калдриса, и в глазах у него горел вызов.

Он бросился на нас, стараясь дотянуться до кинжала, привязанного к бедру Калдриса. Его движения были стремительными и такими быстрыми, каких я не видела ни у одного человека. Моя половина отреагировала еще быстрее. Калдрис легко заблокировал его атаку, схватив мужчину за запястье и крепко удерживая руку. Хватка у него была сильной, и кожа напавшего побелела под его пальцами. Но я знала, что он может голыми руками вырвать бьющееся сердце из груди человека, и, учитывая это, можно было восхититься его сдержанностью.

Я загляделась на его руку, мне хотелось, чтобы и другие тоже заметили мягкость, с которой он действовал, узнали, чего ему стоило управлять такой силой. Я словно увидела его под другим углом, потом перевела взгляд на его лицо, он посмотрел на меня с печалью.

В этот момент мне в щеку с силой врезалось что-то мокрое. Я вздрогнула и повернулась, чтобы взглянуть на Скай, которая вытирала себе рот тыльной стороной ладони.

– Ах, ты не знала?! Но это, кажется, не мешает тебе смотреть на него с любовью сейчас. Избавь меня от своей гребаной лжи, ты, гребаная шлюха, подстилка фейри.

Я подняла руку к щеке и дрожащими пальцами стерла слюну. Потом потянулась к ней, схватила ее за рубашку и насухо вытерла себе щеку, уничтожив следы ее жестокого поступка. Я не произнесла ни слова, не потрудившись даже возразить, пока она многозначительно смотрела на меня, ожидая ответа, которого я давать не собиралась.

– Что, нечего сказать в свое оправдание? – спросила она, выдергивая рубашку из моих пальцев и скрещивая руки на груди.

– Когда-то один мужчина ударил меня палкой за то, что я не смогла ему угодить, но даже он не осуждал меня с такой силой, – просто сказала я, сохраняя бесстрастное выражение лица. – Из общения с ним я вынесла один ценный урок. Мне нечего сказать, и ничто из того, что я скажу, не сможет уменьшить твою ненависть, потому что она сидит глубоко внутри тебя. И дело вовсе не во мне, а в тебе как в личности – человеке, которым ты никогда не станешь.

– А я что, должна стремиться стать как ты? Стоять вот так и вести себя как его домашний питомец? – спросила она, прислонившись к боку стоявшего рядом мужчины, которого Калдрис наконец выпустил.

Моя половина хранила молчание, не сказав ни слова в мою защиту.

Я была этому рада, зная, что если действительно хочу быть равной ему, то некоторые сражения я должна вести самостоятельно.

– Не надо становиться такой, как я. Я бы тебя об этом никогда и не попросила. Но мне бы хотелось дать тебе совет. Найди любовь в своем сердце, найди терпение, и понимание, и снисхождение, даже если я на это не способна. Потому что, пока мы стоим тут и ведем этот бессмысленный разговор, о котором я и не вспомню через несколько дней, я уже придумала целую дюжину разных способов, как тебя убить, – сказала я, наблюдая, как округлились у нее от страха глаза.

Она сглотнула, краем глаза взглянув на Калдриса.

– Не смотри на него. Мне не нужен бог Мертвых, чтобы сразиться с человеческой женщиной. Такую, как ты, я и сама могу убить. Так что нет, Скай. Не будь как я. Будь лучше меня.

– Бог… – начала она и резко замолчала.

Глаза у нее снова метнулись к Калдрису, когда она, спотыкаясь, вырвалась из хватки мужчины. Неудивительно, что члены Сопротивления его не узнали. Его портреты были спрятаны в библиотеке, на нижнем уровне туннелей, куда, казалось, никто не ходил, потому что никто не умел читать.

– Приезжай навестить нас в Альвхейме, Скай! Мы с Калдрисом хотели бы отблагодарить тебя за доброту, с которой ты к нам относилась, когда мы гостили здесь в прошлый раз, – крикнула я ей вслед, когда она исчезла в толпе наблюдающих.

Толпа полностью поглотила ее, и она постаралась уйти как можно дальше от угроз, исходящих от бога и его жестокой половины.

– Я позабочусь, чтобы однажды ты пожалел об этом, – сказал мужчина Калдрису, снова переводя взгляд на него, как только Скай исчезла из виду.

Калдрис хмыкнул и, задумчиво поджав губы, посмотрел на мужчину. В его выражении не было ничего враждебного, только правда, перед которой следует смириться.

– Твоя жизнь – лишь миг в сравнении с вечностью. Сегодня вечером я лягу спать, а когда снова вспомню о тебе, ты уже будешь мертв.

Мужчина захлопнул рот. Да, такое переварить было нелегко. Реальность заключалась в том, что мы смертны и можем легко умереть по множеству разнообразных причин. А фейри уже прожили бесчисленное количество веков. И многие будут жить еще столетия, а Первородные, чьими детьми были некоторые из них, жили еще на заре сотворения мира.

– Мы скоро уйдем и оставим вас в покое. В наши планы