— Эйлистри внимательно наблюдает за мной, — сказала она Рилду. — Похоже, что все это предопределено заранее, и у меня такое чувство, что мне предначертано судьбой, по крайней мере, попытаться идти тем путем, по которому направляет меня богиня. Если я сумею уничтожить Ллос, мы, наконец, освободимся от ее липких сетей. Мы все. Дроу смогут выйти на свет, не опасаясь кары Паучьей Королевы.

— А если не сумеешь… — начал Рилд и болезненно закашлялся.

Халисстра подхватила его под руку. У них нет времени стоять здесь и обсуждать ее шансы на успех. Нет, пока действие отравы лишь ненадолго приостановлено.

— У тебя найдется какая-нибудь запасная одежда? — спросила она.

Рилд кивнул на ранец на полу:

— Там. Туника и какие-никакие башмаки.

— Хорошо, — заметила она.

Одна лишь туника и ботинки — недостаточная защита от свирепых ветров Верхнего Мира, но Халисстра знала, что может использовать свои заклинания — если расходовать их экономно, — чтобы на время спастись от холода. Она отыскала в ранце вещи и оделась, помогла Рилду засунуть Дровокол обратно в ножны, закрепила Лунный Клинок и поющий меч поверх своего заплечного мешка и закинула его за спину.

— Пойдем, — сказала она, кладя руку Рилда себе на плечи. — Чем скорее мы доставим тебя в храм, тем больше у тебя будет шансов прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как я погибну, пытаясь убить богиню.

— Готовы? — спросил Фарон, поднимая взгляд от круга, который он выводил на полу туннеля с помощью толченого янтаря. В мешочке осталась лишь щепотка магического порошка — как раз достаточно, чтобы завершить круг, в котором стояли Квентл и Джеггред. Они жались друг к другу, Квентл успокаивающе поглаживала косматую гриву дреглота.

Вейлас и Данифай стояли за кругом, в стороне, чтобы капающая с их промокших пивафви вода не испортила рисунок. Без левитационной магии у них не было никакой возможности безопасно опуститься на палубу терзаемого штормом корабля, поэтому им предстояло остаться в туннеле.

— Заканчивай, — велела Квентл, заставляя мага вспомнить о стоящей перед ним задаче. — Твори заклинание.

Фарон занял место рядом с нею, следя за тем, чтобы полой пивафви не смахнуть порошок, потом нагнулся и высыпал последнюю щепотку янтаря, замыкая окружность. Снова выпрямившись, он уставился сквозь ледяную стену на корабль хаоса, запечатлевая в мозгу расположение его верхней палубы.

— Фаэр ц'хинд! — выкрикнул он.

Заклинание сработало, и каменный пол исчез из-под его ног. В следующий миг он, Квентл и Джеггред уже летели по воздуху к палубе стремительно мчащегося по кругу корабля. Маг тормозил падение с помощью левитации, но вода, хлещущая в глаза, мешала смотреть. Он планировал зависнуть в одном-двух шагах над палубой — единственно разумное решение, учитывая, сколь яростно корабль взмывал кверху и проваливался вниз и насколько велик был крен, — но без твердой опоры под ногами оставался риск, что его затянет в самый центр урагана. Он забарахтался, пытаясь нащупать ногой палубу, а водяные струи секли, и ветер рвал капюшон пивафви так, что Фарон едва не задохнулся. Порыв ветра подхватил мага и швырнул на грот-мачту, едва не вышибив из него дух. Фарон отчаянно уцепился за первое, что попалось под руку, — за один из линей, составляющих оснастку судна.

Линь сжался, когда руки мага уцепились за него. Внутри его было что-то мягкое и жидкое — и теплое. Мгновением позже, когда линь вдруг запульсировал, Фарон понял, что это не веревка, а кишка. Маг скривил губы, надеясь, что линь не порвется. Фарону вовсе не улыбалось оказаться забрызганным его содержимым.

Он уперся одной ногой в основание мачты, другой — в накренившуюся палубу и глянул вверх. Джеггред и Квентл остановили свое падение в паре шагов над ним. Дреглот уцепился за мачту и крепко обхватил ее боевыми руками. Застывший, словно статуя, со вздувшимися мускулами, он легко выдерживал натиск ветра, трепавшего его гриву. Квентл прилипла к его спине, поддерживаемая меньшими руками дреглота.

Квентл смотрела вниз, на Фарона, ее волосы извивались на ветру, подобно отчаянно мечущимся змеям ее плетки. Она кричала что-то, мотая головой в сторону демона, что парил в самом сердце бури, далеко от мачты, за которую они все цеплялись.

Фарон понятия не имел, о чем говорит Квентл, впрочем, он и сам понимал, что нужно спешить.

Надежно упершись ногами, он выпустил из левой руки линь и полез в карман за прутиком, при помощи которого много дней назад собрал паутину. Указав им на палубу, маг произнес заклинание.

Из прутика в сторону палубы вылетело множество нитей. Некоторые снесло завывающим ветром, но большая часть прилипла накрепко. Они образовали на белой, как кость, палубе клейкое пятно — пятно паутины, становившееся все толще, по мере того, как все новые нити слетали с конца прутика. К тому моменту, как заклинание было закончено, паутина стала уже с полшага толщиной, и овальное пятно сделалось похожим на кокон.

Отбросив прутик, тут же подхваченный ветром, Фарон выудил из кармана кусочек битума и сунул его в рот. Он проглотил вязкую массу, слегка поперхнувшись, поскольку паучьи шерстинки, добавленные в битум, царапали горло, потом изогнул пальцы на манер паучьих ног и легонько забарабанил ими по груди. Кончики пальцев мгновенно сделались липкими — настолько, что мокрый пивафви потянулся за рукой, когда он убрал ее.

Осторожно, продолжая держаться за линь, Фарон передвинул ногу от мачты и почувствовал, что его ботинок прилип к палубе. Тогда, медленно, придерживаясь за кренящуюся палубу одной рукой, он направился к кокону паутины.

Фарон не мог распрямиться: корабль клонился под острым углом, бешено кружась в водовороте, полкорпуса его ушло под воду, а другая половина торчала над волнами, а мачты были нацелены точно на центр урагана. Палуба дрожала под ногами Фарона, точно живая, а корабль все кружил и кружил, и его обшивка стонала, будто хор неумерших. Маг слышал звуки — словно доски палубы прогибались под его тяжестью, но к этим звукам примешивались еще какие-то, их он определить не мог.

Вынужденный стоять под таким углом, что у него заболели колени и лодыжки, Фарон пытался удержать равновесие. Упасть теперь значило погубить все. Тем временем завывания ветра в снастях над головой обрели подобие жуткой гармонии, и хлопанье изодранных парусов напоминало неровный стук сердца.

Фарон открыл мешочек, висящий у него на шее. Фигурка внутри не пострадала, несмотря на то, что ветер ожесточенно трепал кисет, в котором она находилась. Разве что хвост немного погнулся. Цепочка, пожертвованная Вейласом, по-прежнему была надежно обмотана вокруг щиколотки фигурки, и заколка тоже осталась на месте.

Не мешкая, Фарон нагнулся — едва не упав в паутину, когда корабль вздыбился на волне, и удержавшись на ногах лишь в самый последний момент, — и погрузил ноги фигурки в паутину с края кокона, прилепив их к палубе. Потом он осторожно воткнул в палубу застежку. Та вошла в костяную планку легко, словно в кусок размокшего мела.