После завтрака я открыла рюкзак и на глазах изумленного Марка вытащила пакет с рукописью и четырьмя дисками.

— Это то, о чем я подумал? — спросил он.

— Да, это именно то, о чем ты подумал.

— И где же ты ее раскопала?

— Берилл оставила рукопись одному другу.

Через минуту мы уже сидели на кровати, положив перед собой рукопись, и я рассказывала Марку о встрече с Пи-Джеем.

Время шло, миновал полдень, а мы так и не выходили из комнаты, только вынесли в коридор грязную посуду и получили заказанные сэндвичи. Мы почти не разговаривали, увлеченные разворачивающейся на наших глазах невероятной историей Берилл Мэдисон. Не раз и не два я отворачивалась, смахивая навернувшиеся на глаза слезы.

Рожденная в бурю певчая птичка. Яркий цветок, цеплявшийся за ветки страшной жизни, — вот кем была Берилл. После смерти матери отец привел в дом чужую женщину. Не в силах вынести жестокую реальность, Берилл научилась создавать для себя другую действительность. Литература стала для нее способом выживания, как живопись для глухих и музыка для слепых. Из слов рождался мир, который я могла осязать, обонять, представлять и чувствовать.

Отношения с Харперами складывались непросто, напряженно и путано. Все трое представляли собой стихию летучую, неуловимую, переменчивую и, собравшись вместе под крышей сказочного особняка над рекой извечных мечтаний, соединились в настоящую грозовую тучу. Именно для Берилл Кэри Харпер отреставрировал этот величественный дом, и именно там, в спальне наверху, где спала и я, он однажды ночью лишил ее девственности. В ту пору ей едва исполнилось шестнадцать.

Когда на следующее утро Берилл не спустилась к завтраку, Стерлинг Харпер сама поднялась к ней в комнату и обнаружила заплаканную девушку свернувшейся калачиком на кровати. Не находя в себе сил признать факт изнасилования Берилл знаменитым братом, мисс Харпер повела против демонов своего дома войска. Она не сказала ни слова Берилл, не стала вмешиваться в ее отношения с братом, но удалилась к себе, заперла дверь и легла спать.

Одним разом все не закончилось. Унижение продолжалось неделю за неделей, постепенно сходя на нет по причине дряхления Пулитцеровского лауреата, и в конце концов закончилось его импотенцией, чему немало способствовали злоупотребление алкоголем и наркотиками. Когда река доходов от издания его единственной книги превратилась в ручеек, а семейное наследство оказалось исчерпанным, Харпер попросил о помощи своего друга Джозефа Мактига. Последний, обратив внимание на плачевное состояние финансов знаменитого писателя, «не только устранил сомнения в его платежеспособности, но и обеспечил материальный уровень, позволяющий как удовлетворять потребности в самом лучшем виски, так и баловать себя кокаином».

После того как Берилл уехала, мисс Харпер написала ее портрет, который повесила в библиотеке, — портрет ребенка, лишенного невинности. Он стал вечным молчаливым укором брату. Он все больше пил, все меньше писал и к тому же начал страдать от бессонницы. У него вошло в привычку посещать «Таверну Калпепера». Стерлинг Харпер не возражала, используя свободное время для общения с Берилл по телефону. Последний удар по их отношениям последовал, когда Берилл, поощряемая Спарачино, начала писать, нарушая контрактные обязательства, книгу воспоминаний.

Книга дала ей возможность заново оценить собственную жизнь и, говоря ее словами, «сохранить красоту моей подруги Стерлинг, как сохраняют, положив между страницами, полевой цветок». К работе она приступила вскоре после того, как у мисс Харпер обнаружили рак. Связывавшие их узы выдержали все испытания, их любовь друг к другу пережила разлуку.

Разумеется, было в книге и другое: пространные отступления, посвященные написанным Берилл романам, истории их создания. Перечитывая отрывки из ранних работ, я вспомнила страницы, обнаруженные после смерти Берилл в ее спальне. Может быть, они содержали отобранные для автобиографии цитаты? Трудно сказать. Во многих отношениях Берилл оставалась загадкой, и, что было у нее на уме, приходилось только догадываться. И все же я понимала, что книга получилась необыкновенно интересная и достаточно скандальная, чтобы напугать Кэри Харпера и заинтриговать Спарачино.

Чего в книге не было, так это даже малейшего намека на Фрэнки, на тот ужас, который преследовал ее в последние месяцы. Может быть, Берилл просто не нашла сил рассказать о еще одном свалившемся на нее испытании. Может быть, надеялась, что беда со временем рассеется.

Мы уже приближались к концу, когда Марк тронул меня за плечо.

— Что? — не отрываясь от книги, спросила я.

— Кей, посмотри сюда. — Он провел пальцем по начальным строчкам двадцать пятой главы, которую я уже прочитала. Присмотревшись, я поняла, что он имеет в виду: страница была фотокопией, а не оригиналом, как все остальные. — Ты вроде бы сказала, что это единственный экземпляр, — напомнил Марк.

— Странно. Я именно так и считала.

— Может быть, она сделала копию, а потом просто перепутала страницы.

— Похоже, так и случилось, — согласилась я. — Но в таком случае где копия?

— Понятия не имею.

— Ты уверен, что у Спарачино ее нет?

— Если бы была, я б наверняка знал об этом. Я обшарил не только его офис, но и обыскал весь дом. К тому же Спарачино не удержался бы и обязательно поделился со мной такой новостью.

— Думаю, пора навестить Пи-Джея.

В ресторане нам сказали, что у Пи-Джея выходной. Дома его тоже не оказалось. На островок уже надвигались сумерки, когда нам удалось обнаружить бармена у «Неряхи Джо». К тому времени он едва держался на ногах. Я перехватила его у бара и за руку отвела к столику.

— Марк Джеймс, мой друг. — Мне было не до пространных объяснений.

Пи-Джей молча салютовал Марку бутылкой, пару раз моргнул и с нескрываемым восхищением уставился на моего мускулистого спутника.

— Рукопись Берилл. — В заведении было шумно, и мне приходилось чуть ли не кричать. — Вы не помните, она сделала с нее копию?

Покачиваясь в такт музыке и поглаживая горлышко бутылки, бармен покачал головой:

— Не знаю. Если и сделала, то мне, по крайней мере, ничего не сказала.

— Но она могла это сделать? — не отставала я. — Например, когда копировала письма, которые потом отдала вам?

Пи-Джей пожал плечами. Лицо его раскраснелось, по щекам катились капельки пота. Он был пьян, и мои слова просто не доходили до его затуманенного алкоголем сознания.

От Марка помощи было никакой, и я предприняла еще одну попытку:

— Берилл брала с собой рукопись, когда ходила делать фотокопии писем?

— …Как Боги и Баколл… — грубоватым баритоном подхватил Пи-Джей вместе с толпой. — Как Боги и Баколл…[20]