Катерина охватила голову обеими руками, словно ее терзала ужасная боль. Ее пальцы скользнули по золотистым волосам, сплелись на затылке.

— Кто же сделал такое с нами?

— Это мы можем выяснить только в том случае, если выживем. Мы должны заслужить честь. Даже если у нас отнимут флаг, о том, кто мы такие, забудут не скоро. Мы должны быть отважными! Мы должны одерживать блестящие победы! И первая битва, которую вы должны провести, — выйти и убедить своих людей. И если это удастся, то мы разрушим последнее королевство язычников. Еще зимой! — Лилианна подошла к полке, взяла оттуда карту Фьордландии и разложила ее на столе.

— Вот что мы сделаем… — И она подробно изложила свой план.

Пока остальные рыцари совещались, она подошла к окну и втайне подала знак Мишель. Теперь сестра могла отослать сотню мечников, прятавшихся в храмовой башне, назад на квартиры.

Гисхильда звонко расхохоталась. Еще не разошедшиеся гости испуганно вздрогнули и повернулись к ней. Стояла глубокая ночь. Большой праздничный зал почти опустел. Золотые колонны сверкали в свете последних свечей.

Алексей был очень забавен. Остроумен, с чувством юмора. Не таким она запомнила его по Друсне.

С трона на них поглядел Эрек. Веки его были тяжелы от мета. С тех пор как она вернулась, он пил, не просыхая. Было трудно отказывать ему. Постепенно запас отговорок истощался. Дни крови продолжались не слишком долго, головные боли — тоже. Ложась рядом с ним в постель, она казалась сама себе шлюхой. Он был ее мужем, так решили ярлы. Но она чувствовала себя его женой менее, чем когда-либо. И ей не доставало мужества открыто сказать ему об этом. Иногда она стыдилась самой себя. Но как подобрать слова для того, что произошло? При этом он чувствовал, что что-то изменилось.

— Задумалась, госпожа?

Гисхильда заставила себя улыбнуться. Нельзя позволить что-либо заподозрить. При дворе сотни глаз и еще больше ушей. Она подумала о своих планах на ночь. Еще можно отступить. Мандриды посвящены. Эта ночь покажет, насколько они верны.

— Как поживают твои люди-тени, Алексей?

Князь печально улыбнулся.

— Госпожа, ты хочешь услышать правду или красивую историю?

— Боюсь, это должна быть правда.

— Она не для королевских ушей. Некоторые стали ворами или зарабатывают на жизнь, охраняя шлюх и других одиозных личностей. Некоторые спиваются. Двое ушли в леса и повесились. А некоторые, разочаровавшиеся особенно сильно, даже вернулись в Друсну. Не могу сказать, бросили ли они свое занятие или стали разбойниками с большой дороги.

— Об одном ты забыл.

— Ни в коем случае. Поскольку мне было ясно, что ты знаешь о нем, госпожа, я отказался от того, чтобы упоминать о нем. Это слишком унизительно.

— Это ведь не твоя вина, — вставила она.

— Я был их предводителем в лесах. Здесь я всего лишь беженец, как и все остальные. Мне следовало лучше заботиться о нем. Ты могла бы спасти его от виселицы…

— Нет. — Гисхильду рассердило то, что он позволил себе сказать это. — Он убил купца и ограбил его дом. Я не могу пойти против закона.

— Ты когда-нибудь смотрела на это с его точки зрения, госпожа? Купец соблазнил его дочь, сделал ей ребенка и скрылся. Мои люди горды. Он не мог этого так оставить.

— Если бы он отказался от того, чтобы опустошать сундуки, то я могла бы что-нибудь сделать для него. Но так…

— Боюсь, идея присвоить серебро слишком очевидна, когда живешь на улице и не знаешь, что будешь есть завтра.

— Я ничего не могу для него сделать! — решительно сказала Гисхильда. — Но ты можешь. Собери своих людей-теней. И возьми всех друснийцев, которые, как ты полагаешь, способны пойти с людьми-тенями.

— Правильно ли я тебя понял, госпожа? Это должны быть только друснийцы? Почему?

— Может быть, потому что мне хотелось бы, чтобы мои купцы чувствовали себя в безопасности.

Боярин рассмеялся.

— Ты скупаешь уличный сброд и посылаешь его на войну, где поют героические песни о перерезании глоток. Воистину королевская шутка!

— Я говорила серьезно…

Алексей поднял руки, словно извиняясь.

— Верю, госпожа. Только короли могут позволить себе подобное. Чем ты будешь платить им?

— Эльфийским золотом.

Боярин странно улыбнулся.

— Ну, конечно. Чем же еще.

— Я могу положиться на их верность?

— Не стану ничего скрывать от тебя, госпожа. Свою любовь к родине они оставили на берегах Друсны. Теперь они верны только золоту.

— Этого довольно. Золота у меня более чем достаточно. Сколько людей ты можешь собрать?

— В одном Фирнстайне я могу найти более сотни.

— В таком случае начинай завтра, Алексей. Мы ведь не хотим, чтобы на виселице очутился еще один.

Краем глаза Гисхильда увидела, как Эрек покинул трон. Он слегка покачивался. Один из слуг бросился к нему, чтобы поддержать. Ей было больно видеть короля таким. Он не заслужил этого…

— Ты извинишь меня?

Алексей поклонился.

— Благодарю, госпожа. Еще одно, если позволишь.

Было поздно. Ее ждали.

— Да.

— Ходят слухи, что в городе есть шпионы Церкви Тьюреда. Вероятно даже, наемные убийцы.

Гисхильда рассмеялась.

— Эти слухи ходят еще со времен правления короля Лиондреда. С этим моя семья живет уже не одно столетие.

— Госпожа, как бы тактичнее выразиться… Однажды в тебя уже вонзился кинжал убийцы.

— Это было не здесь, не в Фирнстайне!

— Времена меняются. Пожалуйста, не пойми меня превратно. Но тебе следовало бы быть осторожнее. Нам, друснийцам, и надеяться нечего найти еще одну такую щедрую госпожу. Можешь быть уверена в том, что с завтрашнего дня у тебя будет еще одна личная гвардия.

Гисхильда развеселилась.

— Личная гвардия, состоящая из сутенеров и воров.

Алексей одарил ее сногсшибательной улыбкой.

— Может быть, там даже будет парочка убийц. Но, клянусь богами леса, ни один кинжал церковника не коснется твоей кожи, пока мы будем поблизости. Никто не может задержать убийцу лучше убийцы.

— В таком случае эльфийскому золоту найдется хорошее применение.

— Ты сказала, госпожа.

Он был словно большой ребенок, на которого нельзя сердиться. Даже когда знаешь, что на следующий день он опять сыграет с тобой шутку. В некотором роде он представлял собой темного брата Люка.

— А теперь ты извинишь меня? Мне нужно поговорить кое с кем из ярлов. За нами и так уже ревниво наблюдают. А моя единственная защита от бесконечной придворной болтовни заключается в том, чтобы распределять свое внимание и расположение равномерно.