Я шепнул ему на ухо:

— Я и сам уже выдохся, дружище. Этот жирный ублюдок не мог подняться выше.

Чарли показал налево, параллельно дороге. Его рука дрожала. Он поднял вверх большой палец, поднял РПК и был готов двигаться дальше.

Я схватил его за руку, не давая ему сделать этого.

— Хочешь, я пойду вперед?

Он поднял руку, и мы оба видели, что она дрожала.

— Нет, — просто сказал он, — за мной должок. И не только за сэндвичи с беконом.

Он сделал четыре шага влево, держа пулемет у плеча и двигаясь по лини откоса.

Я снова зашагал за ним, держась немного позади, чтобы наш общий силуэт не стал слишком легкой мишенью.

Он молчал несколько секунд и вдруг провалился по пояс в яму, вымытую годами текущей с вершины холма дождевой водой.

Раздался громкий крик:

— Твою мать!

После чего я услышал выстрел из крупнокалиберного пистолета и звук падающего тела.

Чарли упал.

Я плюхнулся на землю.

Чарли не двигался, в отличие от Бастарда. Его не было видно, зато я слышал, как он бежал в глубь леса.

Я схватил РПК и сжал двуногу, чтобы высвободить ее. Она открылась. Я поставил пулемет на землю, переключил предохранитель в третье положение и сделал несколько коротких очередей. Когда я прекратил стрельбу, у меня в ушах стоял страшный звон. Из ствола шел дым.

Никаких криков и мольбы. Сука!

Я пополз обратно, туда, где в грязи и еловых ветках лежал на спине Чарли. Он был неподвижен, казалось, что он просто спал. Я стал на колени и, прикоснувшись к его лицу, тут же почувствовал на руках теплую жидкость. Каждый раз, когда он делал вдох, он издавал зловещий причмокивающий звук.

Я расстегнул его куртку и разорвал рубашку. Кровь текла по моим пальцам. Он был ранен в грудь. Пуля из девятимиллиметрового сделала дырку в его груди как раз под правым соском. Когда он вдыхал, кислород заполнял вакуум в полости его грудной клетки и давление разрушало его легкие. Когда он выдыхал, воздух и кровь выталкивались из его груди, словно вода из дыхала кита.

— Почти наступили на этого ублюдка… — Чарли кашлял кровью. — Я не смог нажать на курок, Ник… — Он попытался рассмеяться. — Чертовы диско-ручки…

Его тело охватила судорога. Начиналась агония, но самое удивительное заключалось в том, что он улыбался.

Но если он мог говорить, значит, мог дышать — и только это имело значение.

Я схватил его руку и положил ее на то место, куда вошла пуля.

— Держи крепко, дружище.

Он кивнул. Он был в сознании и прекрасно понимал, что нужно сделать. Если перекрыть попадание воздуха ему в грудь, его легкие наполнятся воздухом, и можно будет восстановить нормальное дыхание.

— Мне нужно посмотреть, вышла ли пуля, дружище. Будет больно.

Я перевернул его на бок, на спине у него не было и царапины. Пуля все еще сидела в нем. Такую тяжелую пулю могла остановить только кость, возможно, плечевая, но перелом был самой маленькой из его проблем. А мы оба знали, что проблемы у него были более чем серьезные.

Чарли начал стонать.

— Как она выглядит? Как она выглядит?

Снова и снова.

Скоро у него наступит шок. Мне нужно было действовать быстро, но что я мог сделать? Необходима вода, нужна перевязка, надо закрыть рану, требовалась целая реанимационная палата.

Он снова застонал.

Волноваться за дыхание пока не приходилось.

Рука упала с груди. Я закрыл рану своей ладонью. Он снова закашлял, и это вызвало у него приступ острой боли.

— Как она выглядит? Как она выглядит?

Его лицо перекосилось от боли — еще один хороший знак. Он все еще чувствовал боль, его чувства все еще оставались в силе.

Мне следовало спустить его вниз к машине, и в то же время рана его должна была оставаться закрытой. Мне придется ехать обратно в деревню. Тот парень, у которого мы отобрали РПК, стоял в помещении, похожем на медпункт, а у солдат должна быть аптечка.

Нас арестуют, ну и что? Я сказал, что я доставлю старого ублюдка домой, и я доставлю.

— Как она выглядит?

— Заткнись и подумай о чем-то более важном.

Здесь ничего не находилось под рукой такого, что можно бы использовать для того, чтобы закрыть рану, кроме моей руки. Как, черт побери, я справлюсь, пока буду спускать его вниз?

Бастард тоже направится туда. Он прекрасно понимал, что мы не на автобусе сюда прибыли. Но быстро он никуда не дойдет. Я разберусь с ним, когда Чарли будет в безопасности.

Я посмотрел на лицо Чарли. Оно распухло, как футбольный мяч.

— Твою мать! Твою мать! Твою мать!

Я поднял руку. Раздалось шипение, словно воздух выходил из пробитого колеса, — и фонтан крови. Пуля, несомненно, прошла через одно из его легких, а может, и через оба. Кислород попадал в грудную клетку через все раны. Пока я держал руку на груди, ему некуда было выходить. Давление в груди было таким сильным, что, когда он вдыхал, легким и сердцу просто некуда было расширяться.

Я перевернул его на правый бок; кровь, попавшая ему в легкое, вылилась, словно молоко из разбитого кувшина.

Я перевернул его снова на спину и закрыл рану.

Он терял сознание.

Мне нужно было продолжать пытаться его спасти.

— Все о'кей, ты можешь снова говорить со мной, дружище.

Ответа не последовало.

— Эй, ну давай же, говори со мной, ты, старая манда!

Я схватил его за короткие баки. Ответа не было.

Я поднял его веки. Зрачки были такими узкими, что я едва рассмотрел их. Его дыхание стало очень быстрым и неровным, сердце работало с бешеной скоростью, чтобы перегонять ту кровь, что осталась. В его груди будет собираться все больше и больше крови, и это убьет его.

Я прислушался к его дыханию.

— Дай мне знак, что ты меня слышишь, дружище… Дай знак…

Ответа не было.

— Я понесу тебя, дружище… мы скоро выберемся отсюда. Скоро уже будем в самолете, вернемся в Брисбен… О'кей, о'кей? Дай мне знак, покажи мне, что ты жив.

Ничего.

Я поднял веко, прощупал пульс. Ничего не было. Я прикоснулся к его лицу, на нем застыла улыбка. И этого знака мне было достаточно.

— Скоро уже, ты, старый дурак. Скоро будем дома.

Я взял в руки РПК и побежал вниз по холму. Я вытащил магазин и проверил количество патронов. Их оставалось около десяти. Я переключил предохранитель в первое положение. Приходилось считать каждый патрон.