Всю дорогу до дома она рассказывала о типажах, которые увидела, об историях людей: кого-то сюда привело отчаянное положение, а кто-то, кто никогда и не знал нужды, просто вышел за справедливость и объединение с «лучшими странами».

Каким-то удивительным образом она не заметила там ни нацистской символики, ни агрессивных лозунгов, ни оружия – а оно было, даже огнестрельное.

– Да нет, там все светлые, хорошие такие ребята. Жаль только, что мерзнут так, не могу спокойно смотреть на это. – В ее глазах появлялись слезы, а я сразу закрывал тему, чтоб не портить наше маленькое чудо длиной всего в одну неделю…

…Из столицы мы уезжали в подавленном состоянии: она невидящим взглядом смотрела куда-то за стекло автобуса, а я, хоть и держал ее за руку, впервые чувствовал, что она где-то далеко. Вместо глупого фильма в салоне работал один из недавно возникших телеканалов, который круглосуточно показывал протесты. Демонстранты уже перешли к открытым столкновениям: в столицу стягивали подкрепления полиции и войска из других областей, город стоял в пробках, а мы пятый час не могли из него выехать, увязая в снегу и объездных маршрутах.

Диктор, будто прямо в ухо, нудил о жертвах и жестоком избиении полицией каких-то студентов на площади, хотя по большей части я видел там крепких молодых мужчин, большинство которых были вооружены. Впрочем, в тот момент это едва ли было важно: наше чудесное путешествие закончилось, и я уже думал о том, что следующим утром меня не разбудят ее прикосновения и слова: «Ну, просыпайся уже, мне скучно без тебя».

Всего за неделю наш город изменился до неузнаваемости: на главной площади, где почти пять лет назад неуверенно расхаживали наци, выражавшие свое недовольство новым памятником, теперь они устроили целый палаточный городок. Сюда приезжали участники событий на столичной площади и разогревали замерзших демонстрантов на импровизированных митингах – рассказывали о столкновениях, в которых успели поучаствовать, украшая их невероятными подробностями о количестве трупов и героизме погромщиков. На въездах в город появились блокпосты, которые безо всякого повода могли остановить проезжающую машину и вести какие-то беседы о политических взглядах и целях визита в город. Среди постоянных спикеров этих собраний я видел своего давнего знакомца бородатого, вооружавшего всех желающих дубинками, щитами и касками, которые все эти годы хранились на отжатых складах. Впрочем, знающие люди сообщали, что были там «игрушки» и посерьезней.

События в столице влияли на всю страну: неуверенная реакция президента на требования лидеров протестов сразу покачнула его власть. Войска не хотели разгонять лагерь демонстрантов на площади, полиция, которую уже подставили под камни, «коктейли Молотова» и даже дробовики протестующих, презирала президента за страх прослыть диктатором и отдать приказ на штурм лагеря и аресты беспредельщиков – а раненых полицейских выносили с площади ежедневно.

Вдали от столицы проблемы с властью чувствовались еще острее: то ли большее расстояние до министров, то ли неуверенность городских начальников мешали полиции действовать решительно – ведь кто-то, кто ночует сейчас в палатке под памятником, уже завтра мог стать их руководителем.

И наш южный регион оказался весьма спокойным в сравнении с другими: где-то уже штурмовали оружейные комнаты городских отделений полиции и вооружали целые отряды, а на западе страны они уже успели сжечь здание администрации и службы безопасности.

– Слушай, ты вообще понимаешь, что происходит? – Племянник как-то нервно оглядывался по сторонам, за стеклянной стеной ресторана шли наци с флагом цветов земли и крови.

– Да что ты пристал к человеку, не видишь, любовь у него! – хохотал Бегемот, стряхивая толстыми пальцами пепел сигары в большую мраморную пепельницу. Племянник уже давно был помощником депутата парламента, и от него ждали не истерики, а какого-то объяснения происходящего.

– Мой ездил к главному в столицу, никто там не знает, кому подчиняться. Сегодня-завтра президент может просто сбежать, понимаете? Из-за того, что он не решился разогнать этих придурков вовремя и подставил полицию и военных под удар, среди его людей начались шатания, а лидеров с площади уже поддерживают слишком многие, к тому же в протесты вкладываются те же денежные мешки, что и в наци! Понимаете, к чему идет? Работайте мозгом, боксеры!

– Послушай, но ведь все на самом деле просто, – уже серьезно говорил Бегемот, – эти люди нарушают закон: они нападают на представителей власти, полицию, нарушают общественный порядок. – Он широким жестом показал на шествие за стеклом, щедро посыпав стол сигарным пеплом…

– Ты не понимаешь, да? – нервно говорил племянник. – Они не станут их разгонять, не ста-нут! У них все бабки за границей. Если кто-то из власти хоть пальцем дернет в сторону этих идиотов, их финансы сразу арестуют! И все эти «патриотические» протесты финансируют не только наши денежные мешки, там и нормальный поток из-за границы идет, это глобальный расклад, дошло до вас, наконец?!

В тарелках у нас был салат из запеченной груши, голубого сыра и грецких орехов, заправленный дижонской горчицей, – а прямо за окном от нас шла революция, и шла она мимо нас, увлекая, однако, в свой мутный и мощный поток.

– И что же сейчас делают те, кто пока у власти? – спросил я у племянника.

– Раскидывают яйца по разным корзинам, – грустно посмеялся он. – Одной рукой нанимают противников наци для защиты администраций и зданий советов от штурмов, но делают это по-тихому – если свалят президента, новые власти ему не предъявят, что он был против. А другой рукой налаживают контакты с местным лагерем и лидерами протестов – если победят они, то и здесь останется дружба. Поедем вечером, посмотришь, как здесь все происходит в последнюю неделю – охранное агентство длинного наняли, с задатком только немного подмораживают…

На ступеньках, среди толпы, возвышалась унылая физиономия длинного. Повисшие уши большой меховой шапки придавали ему еще более печальный вид. Быстро прорвавшись через оцепление (всевозможных пропусков и документов у нас всегда было в избытке), мы очутились рядом с ним.

– Привет? Ну как, всех наняли? – Племянник хлопнул ладонью длинного по руке.

– О, здорово! – Длинный расплылся в улыбке. – Да так… Кого-то наняли, кого-то нет… – Лицо его стало озабоченным.

– Ну а чего ты торчишь здесь? Хочешь этих защищать? Они тебе, кстати, что сказали – что они за президента? – Я махнул головой куда-то в сторону верхних этажей здания администрации города.

– Да они мне вот уже где, – длинный сильно ударил себя ребром ладони по горлу, – но там мои парни. Я не оставлю их. Говорят, у тех бутылки с горючкой…

Тут приуныли и мы. Кроме длинного здесь были и другие приятели, а