Затем он жестом показал Мэри, что просит следовать ее за собой, и они удалились, а Брайс, посмотрев им вслед, улыбнулся с чувством глубочайшего удовлетворения.

Ближе к полудню следующего дня Брайс сделал важный шаг к решению загадки Ричарда Дженкинса и его могилы в «Райском уголке». Со времени возвращения из поездки в Барторп он предпринимал попытки понять истинный смысл таинственной записи. Стал так часто бывать в библиотеке собора, что Амброуз Кампани в шутку даже спросил, не собирается ли он переквалифицироваться в археологи. Брайс ответил, что, оставшись временно не у дел, решил уделить время более подробному знакомству с историей Райчестера и с памятниками его архитектуры. Но при этом делал все, чтобы хранитель библиотеки не догадался, зачем он роется в старых книгах и документах. Кампани, как верно отметил Брайс, сам был ходячей энциклопедией информации о соборе Райчестера. Более того, он писал трактат об его истории. И эта рукопись случайно дала столь необходимую Брайсу ценнейшую подсказку.

Однажды Кампани с гордостью показал сидевшему в библиотеке Брайсу подборку рисунков, которую сделал сам для того, чтобы проиллюстрировать будущую книгу: изображения старинных изделий из меди, гербов местной знати и тому подобного. Неожиданно на одном из гербов в виде щита с тремя во́ронами Брайс увидел внизу надпись: «Ричард Дженкинс, дворянин и оруженосец». Каких же усилий стоило ему ничем не выдать своей радости! Спрашивать прямо он ни о чем не стал, но ничего не подозревавший Кампани сам охотно рассказал все, что хотел знать Брайс.

– Все эти рисунки, – сказал он, – я сделал с натуры внутри собора и за его пределами. Некоторые из них, как, например, герб Дженкинса, украшают надгробные камни в кельях собора и на погосте в «Райском уголке». Причем камни такие древние, что даже надписи стерлись. Определить, кто захоронен в этом месте, можно теперь лишь по гербу или скульптурному изображению.

– А как вы можете быть уверены, что в могиле похоронен именно Дженкинс? – поинтересовался Брайс, понимая, что его вопрос прозвучит невинно. – Должны существовать сомнения, если на надгробии не осталось надписи, верно?

– Вовсе нет! – возразил Кампани. – Никаких сомнений быть не может. Именно в этом случае совершенно очевидно, что в могиле, расположенной в углу «Райского уголка» рядом с восточной стеной южного портика, покоится прах Ричарда Дженкинса, поскольку на надгробии отчетливо виден родовой герб – щит с изображением трех птиц – вóронов. Надпись стерлась, и потому захоронение не вошло в список могил «Райского уголка». Человек, составлявший его, не владел навыками исторического поиска, которые доступны нам сейчас. Ричард Дженкинс был валлийцем, обосновавшимся в Райчестере в семнадцатом столетии. Между прочим, хотя он завещал деньги церкви Святого Хедвига, находившейся за пределами городских стен, похоронили его именно здесь. Есть другие примеры. Взгляните вот на этот герб. Он тоже служит единственной приметой для определения места захоронения в «Райском уголке», поскольку принадлежал некоему Джервису Тирруиту. Вот он – на рисунке перед вами. А здесь…

Библиотекарь продолжал объяснения, но Брайс слышал его голос будто сквозь сон. Он радовался, что ему наконец улыбнулась удача. Сам он мог бы искать долгие годы, но так и не обнаружить место последнего упокоения Ричарда Дженкинса. Когда часы на главной башне собора пробили полдень, Брайс ушел из библиотеки, оставив Кампани в одиночестве, и направился в сторону «Райского уголка», чтобы среди деревьев найти и увидеть своими глазами надгробие Ричарда Дженкинса. Никто ничего не заподозрил бы, просто заметив Брайса гуляющим среди могил, а ему и нужен-то был пока всего лишь беглый взгляд на древний камень.

Однако судьбе было угодно устроить так, чтобы Брайс не увидел надгробия Ричарда Дженкинса ни в тот день, ни на следующий, ни еще через много дней. Другая смерть встретила его, приняв иное обличье, прежде чем он успел сделать несколько шагов вдоль тихого погоста, где спали вечным сном бывшие жители Райчестера.

Сквозь верхние ветви старых тисов мощные солнечные лучи падали, ярко освещая их, на серые стены высокого нефа собора. А у подножия стены, прислонившись спиной к покатому контрфорсу, сидел мужчина, который явно уснул, разморенный солнечным теплом. Его голова упала ему на грудь, руки были сложены на животе, и в целом он производил впечатление человека, который, основательно подкрепившись и выпив на свежем воздухе, забылся коротким сном. О том, что получилось это невольно, свидетельствовал факт, что мужчина отключился, когда курил, поскольку выпавшая из его губ короткая и уже потемневшая от времени глиняная трубка валялась рядом с ним в траве. Тут же был расстелен пестрый носовой платок с остатками обеда. Брайс заметил хлебные корки, ломтики сыра и обрезки луковицы. И еще бросалась в глаза одна из тех жестяных бутылей, в которых рабочие обычно носили свои напитки, – пробка, привязанная ниткой к горлышку, свисала сбоку. А чуть в стороне высилась куча строительного мусора, стояли тачка и лопата, свидетельствовавшие о том, что обеденное время застало спящего за работой.

И все же было в этой фигуре нечто странное, заставившее Брайса подойти к спящему ближе. Его внимание привлекла неподвижность мужчины. Со сдавленным восклицанием Брайс вдруг решительно склонился и поднял одну из сложенных рук мужчины. Рука бессильно упала на прежнее место. Брайс откинул ему голову и внимательно всмотрелся в лицо. И в ту же секунду понял, что во второй раз всего за две недели обнаружил в «Райском уголке» труп.

Не оставалось ни малейших сомнений, что мужчина мертв. Его руки и тело еще сохраняли остатки тепла, но он не дышал. Брайс смотрел сейчас на такого же покойника, как те многочисленные мертвецы, прах которых лежал в шести футах под землей по всему погосту. И врачебный опыт Брайса подсказывал, что умер человек совсем недавно – отдал богу душу во сне. Картина вырисовывалась такая: мужчина закончил свой скудный обед, запил его содержимым из жестяной бутылки, раскурил трубку, откинулся на теплый, прогретый солнцем камень, заснул и тихо скончался.

Бросив на мертвеца еще один внимательный взгляд, Брайс развернулся и сквозь заросли деревьев вышел на тропу, пересекавшую старый погост. И там почти сразу столкнулся с Диком Бьюэри, который ленивой походкой направлялся домой обедать.

– Привет! – бросил Дик небрежным тоном, каким обращаются юнцы к людям, не намного старше, чем они сами. – Что ты тут делаешь? Занят чем-то интересным?

Лишь потом он пригляделся и заметил, что Брайс необычайно бледен и взволнован. Доктор положил руку ему на плечо.

– Послушай меня! – сказал он. – Здесь снова случилось несчастье! Немедленно беги в полицейский участок и вызови инспектора Митчингтона. Но только тихо. Приведи его сюда. Если не застанешь инспектора, обратись к кому-нибудь другому. Но больше никому ничего не говори.

Дик молча развернулся и побежал. А Брайс вернулся к мертвецу, взял жестяную бутылку, сложил левую ладонь и вылил на нее немного содержимого. Холодный чай и, насколько он мог судить, больше ничего. Обмакнув кончик пальца в жидковатый напиток, он попробовал его на вкус, ощутив чрезмерное количество сахара.