Сержант молчал, глядя в пол.

– Конечно, не заподозрил! Зачем? Ведомость не сходится –подумаешь! Куда как проще схватить первого попавшегося человечка и вместомифического зека отправить в лагерь!

– Товарищ начальник, но ведь выяснилось все, ведомостьисправим, подчистим... – позволил себе реплику Степанов. Кажется, онискренне не понимал, почему бесится его командир.

«Меня окружают идиоты», – вспомнилась Куму неведомо чьяцитата. Хотя, по большому счету, сержант ни в чем не был виноват.

Кум стер пену с бритвы, провел рукой по щеке и результатомостался доволен. Потом еще раз поправил лезвие на ремне и приступил к бритьюдругой щеки.

Ну да, альтернатива – только водка.

...Паршивее всего ему было по утрам. Начальник оперчастипросыпался и долго лежал на спине с закрытыми глазами, всякий раз по новойпривыкая к теперешней реальности, до тошноты постылой, прислушиваясь к лаюсобак в питомнике и воплям похмельных сержантов, проводящих перекличку... Утромруки дрожали, как с перепоя, из зеркала таращилась мятая, тупая рожа вертухая.Не хотелось ничего. Хотелось сдохнуть к чертям собачьим... Малодушие, наверное,но – ежели честно, вот ежели положа руку на сердце – у многих ли достанет силпримириться с тем, что весьма успешная карьера чекиста в одночасье вдругрушится, что самый дорогой на свете человек собственноручно им убит, а сам он,вместо повышения, вместо ответственного участка работы отправляется вглухомань, в какую-то занюханную Карелию – на должность начальника абвера богомзабытой зоны? И впереди – ни перспектив, ни будущего, ни возможности что-либоизменить в дальнейшей судьбе... Жизнь, считай, закончилась, так толком и неначавшись.

Ежели честно, то мало у кого хватит сил не спиваться, как,например, начальник лагеря Климов, Хозяин, не свихнуться или... или незастрелиться. (Признаться, мысль о пуле в висок посещала Кума примерно раз вдва дня.)

Однако начальник оперчасти не мог, не хотел и не собиралсяпозволять себе опуститься, а тем более демонстрировать собственный депресснякподчиненным. Вот оттого он и начинал рабочий день с ритуала бритья –неторопливого, тщательнейшего и вдумчивого. Черт подери, как ни банально и какни высокопарно это звучит, но скрупулезное соблюдение неких бытовых правил,начиная с чистки зубов и заканчивая мытьем посуды, аккуратность во всем –только это позволяло ему держаться на плаву и сохранять человеческий облик.Робинзон ведь выжил? Хотя, говорят, его реальный прототип разучился говорить,держать ложку с вилкой, да и вообще в животное превратился... но мы не нанеобитаемом острове, нам, товарищи, в зверушек превращаться никак не можно, мылюдьми были, людьми и помрем...

– Ладно, – задумчиво пробормотал он, приступая кподбородку. – А и в самом-то деле, все выяснилось, отчетность не нарушена,бедный финн свободен... Вольно, сержант, вольно. Молись богу, которого нет, чтоу нас не возникло проблем. Ты в бога веришь?

– Никак нет! – возмутился Степанов, однако на миг Кумупоказалось, что возмущение его было малость неискренним.

– И это правильно, бога нет. А есть материя. Вот и славаматерии, что легко отделались.

– Слава... Только не материи, а тому летчику, который насчетфинна дежурному доложил, а тот не поленился и проверил. Кабы не они, так чухону нас бы и закуковал всерьез и надолго...

– Что еще за летчик?

Самое деликатное – это участок под нижней челюстью. Кожа тамдрябленькая – а что вы хотите, чай уже не мальчик, – и щетину приходилосьудалять с особенной тщательностью. Кума бесили плохо выбритые места.

– Ну, не в смысле – залетный, а в смысле настоящий летчик.Пилот. В том же вагоне ехал, – ответил сержант. – Статья 58-1-б,пятнашка. Автоматчик[32], в общем. По фамилии Котляревский.

Чирк.

Проклятье.

Кум мысленно ругнулся, отложил бритву и промакнул порез наскуле полотенцем. Надо будет потом газетку наклеить. Спросил равнодушно, неповорачиваясь к сержанту – чтобы тот не увидел выражения его лица:

– Поляк, что ли?

– Да вроде нет. По-русски, во всяком случае, говорит.

– 58-1-б, значит...

– Так точно.

– А чего так мало дали?

– Не могу знать, – пожал плечами Степанов.

– Ты вот что, сержант... – помолчав, решил Кум и вытерлицо. Порез немного кровоточил, но в целом ритуал был завершен успешно. –Ты дело этого летчика мне принеси-ка. Посмотрим, что за поборник справедливоститакой выискался... Уловил? Все, закрыли тему. Еще что?

И пошли обыкновенные доклады, собранные операми за сутки:что слышно в среде контингента, какие там царят умонастроения, кто изавторитетных граждан прибыл с последним этапом и чем это грозит расстановке силв лагере. Рутина, в общем, но рутина необходимая: должен же начальник оперчастизнать, что делается в подведомственной ему, так сказать, среде обитания?

Пока все было относительно мирно, мелкие стычки иразногласия не в счет...

– ...но, поговаривают, скоро все изменится, –нерешительно сообщил сержант. – Поговаривают, что одна война закончилась,и теперь жди другой...

Кум слушал вполуха, заключенный Котляревский не шел изголовы.

Котляревский. Он ненавидел эту фамилию. Старался навсегдастереть ее из памяти – потому что именно она разрушила всю его жизнь, поломаласудьбу и загнала в этот медвежий угол. И вроде бы уже забыл, уже успокоился – ина тебе. Спартак собственной персоной.

Т-тварь...

* * *

...Сквозь сон Спартак почувствовал, как его тормошат заплечо, и тут же чья-то сухая и шершавая, как наждачка, ладонь закрыла ему рот.Он дернулся спросонья, машинально ловя руку в болевой захват – рука оказаласькрепкой, как полено, – и тут же услышал шепот возле самого уха:

– Тихо. Не шуми. Это я-а.

Спартак рыпнулся еще разок, но хватку ослабил. Ладоньисчезла, он приподнялся на локтях, всмотрелся в полумрак.

Время белых ночей только начиналось, однако в барак сквозьоконца пока еще сочилась серая муть, и он разглядел нависший над шконкойкряжистый силуэт. Грубые черты лица, ясные голубые глаза...

Фу ты, дьявол... Хямми!

Видя, что Спартак проснулся и, более того, в драку лезть несобирается, пожилой финн грузно сел на краешек шконки.

– Я хочу скасать тебе спасипо, – негромко произнес он.

Ну и провались ты... Спартак помотал головой – голова былакак туго накачанный футбольный мяч – и не столько спросил, сколькоконстатировал факт:

– Так ты, хрен чухонский, оказывается, по-русски балакаешь.