Дуайен сделал жест отрицания, собираясь что-то возразить, но Десмонд, опередив Аригато, повернулся к монаху. Лабораторный табурет заскрипел под массивным телом ксенобиолога, его губы растянулись в привычной улыбке.

– Поспешное заключение, брат Хакко. Как заметил сьон Аригато, жизнь в этом мире то расцветает, то угасает… Остается добавить, что полностью она не прекращалась никогда. Иначе Борг был бы пустынным уже много, много лет. Ни людей, ни животных, ни птиц.

Зрачки священника расширились и потемнели. Он коснулся цепочки с молитвенным кристаллом и спросил:

– Кто-то выживает? Но почему?

– Старшие поколения гибнут, но появляются молодые особи с низким уровнем фактора Х. Очень молодые – собственно, дети, которых в этот период немного. Они растут, плодятся и со временем вновь заселяют планету.

– Вероятно, результат защитной мутации, – добавила Дайана. – Лазейка, которую природа оставила боргам.

– Вот как… – Монах насупился и стиснул свой кристалл. – Крепко дьявольское семя, и непросто вырвать корень зла! Но Святые Бозоны не потерпят эту нелюдь.

Дайана, бросив на брата Хакко гневный взгляд, хлопнула ладонью по колену.

– Прекратите, священник! Борги – достойный народ, и в них нет ничего дьявольского! Безумие настигает их как болезнь, но редко, очень редко, а вы живете в безумии всегда! И это безумие куда опаснее, чем у боргов! Здесь безумцев ждет гибель, а ваши Монастыри здравствуют тысячелетия!

Капитан Ковальский захохотал, потом выкрикнул:

– Так его, девочка! Я был неправ, когда сказал, что все крысы сдохли!

– Прошу всех воздерживаться от резких слов, – спокойно, но с недовольным видом произнес Аригато Оэ. – Мы собрались здесь не для взаимных оскорблений. Брат Хакко… хмм… он, в меру своих способностей и сил, содействовал нашим экспериментам, и это сейчас важнее, чем его религиозные воззрения. – Дуайен сделал паузу. – Итак, вернемся к сказанному Десмондом и доктором Кхан, к защитной мутации и появлению юных особей с низким уровнем энзима. Пока это гипотеза, которую следует опровергнуть или подтвердить. Нам известно, где искать подтверждение, но, учитывая опыт предыдущей экспедиции, я считаю такую попытку опасной. Очень опасной, но необходимой. – Снова пауза. Потом Аригато Оэ перевел взгляд на Калеба. – Что скажете, Охотник? Есть ли возможность сделать это тайно, не вызывая у туземцев негативной реакции?

– Негативной… – буркнул с экрана Ковальский. – Умеете вы, ученые, подпустить тумана… А если не выйдет, что я доставлю обратно?.. Пять растерзанных в клочья трупов?.. Как из того речного города?..

– Причина трагедии в Окатро Куао – недостаток данных у первой экспедиции. Они слишком поторопились, – заметил Десмонд. – Мы узнали много больше о боргах, их табу и священных местах. И потом, – он расплылся в улыбке, – у нас есть Охотник!

– Есть, – Калеб склонил голову в знак согласия. – И я готов попытаться.

– Превосходно! Как говорят в этом мире, свет в моих глазах стал ярким, – произнес Аригато Оэ. – Что ж, теперь я и доктор Десмонд продолжим работу, а вы свободны, сьоны. Совещание закончено.

– Не совсем, – послышалось с экрана. – Мы притащили сюда синтезатор, и я его смонтировал. Нужен ли он? Если нет, что с ним делать? Бросить на орбите?

Глава экспедиции на секунду задумался, потом сказал:

– Мы выяснили причину катаклизма, и она такова, что нам не требуются препараты для массовой вакцинации, как и иные средства – продовольствие, пластик, металл или ионный экран для защиты Борга от жесткого излучения. Думаю, синтезатор нам не нужен, но оставить его здесь нельзя. Это ценное устройство, и оно принадлежит Архивам.

– Хотите, чтобы я его демонтировал?

– Если это возможно, капитан. Но не спешите, время у нас еще есть.

Ковальский что-то пробурчал и исчез с монитора. Дождавшись, когда монах направится к выходу, Калеб, сжав локоть Дайаны, потянул ее следом; подставлять спину брату Хакко он не собирался. В такой очередности они и шагали вниз по лестнице, к проходу, раскрывшемуся в силовом щите.

– Выходит, этот энзим долголетия – отрава, – нарушил молчание Калеб. – Зря Десмонд радовался! Великое открытие не состоялось.

Дайана покачала головой, и ее волосы – прядь темная, прядь светлая – расплескались по плечам.

– Ты не прав. Многие целебные вещества становятся ядами, если принимать их в большой дозе. Мы привезем образцы фермента в Великие Галактики, расшифруем его структуру и подарим долгую жизнь миллиардам людей. Всем, кому недоступна биореверсия.

Священник остановился и повернул к Калебу и девушке бледное лицо.

– Вы в этом уверены, доктор Кхан?

– Да. Уверена! – Ее голос звучал твердо, но в глаза монаха она старалась не смотреть.

– Значит, на всех обитаемых планетах люди будут жить по три столетия, как любезные вам борги, но каждые две с половиной тысячи лет вымирать почти полностью. Вы возьмете на себя такой грех?

Дайана внезапно выпрямилась, и Калеб почувствовал, как напряглись ее мышцы. Теперь она смотрела прямо в лицо брата Хакко, не пряча взгляд.

– Этого не случится. Мы – не борги, мы умеем многое… умеем летать среди звезд, творить разум и жизнь, и продлять ее, пусть другим и более сложным способом… Никто не умрет, священник. Мы все сделаем как надо.

Она повелительно взмахнула рукой, и монах отодвинулся, уступив ей дорогу.

* * *

К Пещерам Калеб спустился по крутому скалистому откосу, оставив авиетку в неглубокой расщелине. Горный хребет вставал над Парао Ульфи отвесной стеной, его вершины подпирали небо, склоны были изрезаны трещинами, и кое-где встречались обрывы глубиной в десятки метров. Впрочем, это не являлось препятствием для Охотника, даже в темное время суток. Закутавшись в плащ-хамелеон, Калеб бесшумно прыгал с камня на камень, пробирался через осыпи, огибал утесы, торчавшие тут и там, словно частокол зубов в драконьей челюсти. На этот раз он не надел броню и не прихватил с собой обычный арсенал – ничего, кроме лазерного ножа и маленького инъектора с зельем. Подобно призраку, несомому ветрами, он двигался под звездным небом – невидимый, неслышимый, неощутимый.

Подножие горы, к которой выходили три восточные улицы, было срезано, и в вертикальной каменной стене виднелись зевы Пещер. Здесь Калеб еще не бывал. Соскользнув вниз по отвесной поверхности, он пересек улицу и прижался к ограде дома, темного и молчаливого; его обитатели либо спали, либо уже покоились среди трупов в Яме. От деревьев, растущих здесь, падала густая тень, и плащ, скрывавший Охотника, тоже стал черным. Свет звезд струился на стену с Пещерами, и для его обостренных чувств этого вполне хватало: он видел стражей в доспехах, в молчании шагавших вдоль стены, округлые арки входов и переплет массивных решеток, за которыми, где-то в глубине тоннелей, мерцали едва заметные огни.

Три улицы, три входа, восемь часовых… Ходят туда-сюда, но не слишком часто поглядывают на деревья и темные дома; очевидно, их служба была скорее почетным долгом, чем охраной Пещер от неведомых врагов. Понаблюдав за ними несколько минут, Калеб решил, что это не ополченцы из ткачей и гончаров, а, судя по выправке, обученные воины. Они двигались ровным шагом, за поясом – дубинка и короткий клинок, в руках – пара дротиков; забрала шлемов подняты, и можно разглядеть их лица. Невозмутимые и спокойные, будто они не сокровище стерегут, а исполняют некий ритуальный танец: шаг, тихий скрип доспеха, снова шаг и звон – рукоять меча задела панцирь.