— Дай-ка мне карту. Дай-ка мне твою карту Америки.

В первый том энциклопедии, проданной нам каким-то коммивояжером в тот год, когда я поступил в школу, была отдельно вложена огромная раскладная карта северо-американского континента. Я выскочил на веранду, где на полках стеллажа с бронзовыми «уголками», представляющими собой профили Джорджа Вашингтона («уголки» эти мой отец купил в Маунт-Верноне), размещалась вся наша домашняя библиотека: шеститомная энциклопедия, Конституция США в кожаном переплете (которой отца премировали в «Метрополитен лайф») и полное издание словаря Уэбстера, подаренное тетей Эвелин моему брату на десятилетие. Я раскрыл карту, развернул ее на покрытом клеенкой кухонном столе, после чего моя мать, вооружившись увеличительным стеклом, подаренным мне родителями на семилетие вместе с, увы, утерянным, но не забытым и не восполняемым ничем другим филателистическим альбомом, разыскала в северной части центрального Кентукки пятнышко, которым был обозначен город Данвилл.

Буквально какое-то мгновение спустя мы с ней вернулись к телефонному столику в прихожей, над которым на стене висела в рамочке еще одна из отцовских наград за успехи на страховом поприще — выгравированный на меди текст Декларации независимости. Телефонная служба в округе Эссекс появилась каких-то десять лет назад — и, должно быть, добрая треть жителей Ньюарка еще не обзавелась телефонами, а большинство тех, у кого они были, звонило исключительно по городу, так что междугородние переговоры по-прежнему казались если не чудом, то чрезвычайно редкостным явлением, — не только из-за того, что в семьях с достатком вроде нашего такие траты не могли быть каждодневными, но и просто потому, что мы не понимали, хотя бы в общих чертах, как все это устроено технически.

Моя мать поговорила с телефонисткой, тщательно подбирая слова, чтобы убедиться в том, что та все поймет правильно, а значит, нам не придется платить еще и за ошибочное соединение неизвестно с кем.

— Я хочу сделать личный междугородный звонок. В Данвилл, штат Кентукки. Я буду говорить с миссис Сельмой Вишнев лично. И прошу вас, оператор, не забудьте напомнить мне своевременно, что мои три минуты истекли.

Последовала долгая пауза: телефонистка выясняла соответствующий номер в Данвилле и дозванивалась по нему. Когда раздался звонок, призывающий мою мать к телефону, она знаками показала мне, чтобы я тоже послушал, но ни в коем случае не вмешивался в разговор.

— Алло! — Голос, полный энтузиазма, принадлежал Селдону.

— Это междугородный звонок, — сказала телефонистка. — Личный междугородный звонок для миссис Сельмы Лишних.

— Кхе-кхе, — закашлялся в трубку Селдон.

— Это миссис Лишних?

— Алло! Моей матери сейчас нет дома.

— Я дозваниваюсь до миссис Сельмы Лишних.

— Вишнев! — закричала в трубку моя мать. И повторила по слогам. — Ви-шнев.

— Кто это? — спросил Селдон. — Кто это говорит?

— Юная леди, — ответила телефонистка, — ваша мать дома?

— Я мальчик. — Селдон явно расстроился. Очередной удар. Они сыпались на него один за другим. Но его голос и впрямь звучал как девчоночий; с тех пор, как он жил здесь, голос вроде бы стал еще тоньше. — Моя мать еще не вернулась с работы.

— Миссис Вишнев еще не вернулась, мэм, — пояснила моей матери телефонистка.

Мать посмотрела на меня.

— Что же там могло случиться? Оставила сына одного. Где же она? Он один-одинешенек. Оператор, я хочу поговорить с тем, кто возьмет трубку.

— Говорите.

— Кто это? — спросил Селдон.

— Селдон, это миссис Рот. Из Ньюарка.

— Миссис Рот?

— Да. Я звоню по междугородному, чтобы поговорить с твоей матерью.

— Из Ньюарка?

— Ты ведь меня узнал!

— Но слышно, как будто вы звоните с соседней улицы.

— Нет, Селдон, я звоню не с соседней улицы. Я звоню по междугородному. Селдон, где твоя мать?

— Я как раз перекусываю. Жду ее возвращения. У меня сушеные финики. И молоко.

— Селдон…

— Я жду ее возвращения с работы. Она работает допоздна. Она всегда работает допоздна. А я вот сижу. И иногда перекусываю…

— Селдон, хватит. Пожалуйста, помолчи минуточку.

— А потом она возвращается и готовит ужин. Но возвращается она всегда поздно.

Мать сунула мне в руку трубку.

— Поговори с ним. А то меня он не слушает.

— Поговорить с ним о чем? — поинтересовался я, отведя трубку в сторону.

— Это Филип? — спросил Селдон.

— Селдон, погоди минуточку, — сказала моя мать.

— Это Филип? — повторил Селдон.

— Ну, возьми же ты трубку, — шикнула на меня мать.

— Но что мне ему сказать?

— Просто подойди к телефону, — и она буквально силком заставила меня поднести трубку к уху и наклониться над микрофоном.

— Привет, Селдон…

Жалобно, тоненьким голосом, явно не веря собственным ушам, он спросил:

— Это Филип?

— Он самый. Привет, Селдон.

— Привет. Знаешь, со мной тут в школе никто не дружит.

— Мы хотим поговорить с твоей матерью, — ответил я ему.

— Она на работе. Она каждый вечер работает допоздна. А я перекусываю. У меня сушеные финики и стакан молока. Через неделю у меня день рождения, и мама разрешила мне устроить вечеринку…

— Погоди-ка, Селдон…

— Но мне некого пригласить. Со мной никто не дружит.

— Селдон, мне нужно кое-что спросить у матери. Подожди у телефона. — Зажав рукой микрофон, я шепнул ей. — Ну, а что мне теперь ему говорить?

— Спроси у него, знает ли он, что случилось сегодня в Луисвилле, — шепнула она в ответ.

— Селдон, моя мама хочет спросить, известно ли тебе, что случилось сегодня в Луисвилле.

— Я живу в Данвилле. Я живу в Данвилле, штат Кентукки. Я жду, пока не вернется домой моя мама. Я сейчас перекусываю. А что, разве что-нибудь произошло в Луисвилле?

— Погоди минуточку, Селдон, — сказал я. — Ну и что теперь? — шепнул я матери.

— Просто поговори с ним, прошу тебя. Продолжай вести разговор. А если оператор скажет, что три минуты истекли, дай мне знать.

— А почему ты звонишь? — спросил Селдон. — Ты что, собираешься приехать в гости?

— Нет.

— А ты помнишь, что я спас тебе жизнь?

— Ясное дело, помню.

— Слушай, а который у вас час? Ты ведь в Ньюарке? Ты на Саммит-авеню?

— Мы же уже сказали тебе. Да.

— Слишком уж хорошо слышно. Такое ощущение, будто вы в другом конце квартала. Мне бы хотелось, чтобы ты зашел сюда и перекусил со мной, а я бы тогда смог пригласить тебя к себе на день рождения, он у меня на следующей неделе. Мне не с кем играть в шахматы. Я вот сижу и делаю сам с собой мой первый ход. Ты ведь помнишь мой первый ход? Я всегда хожу пешкой от короля на два поля. А помнишь, как я учил тебя играть в шахматы? Я делал ход королевской пешкой на два поля, потом выводил слона, потом одного коня, потом другого коня… А помнишь, как называется ход, который можно сделать, когда между королем и ладьей не остается фигур? Когда король в поисках надежного убежища делает два шага влево или вправо?