– Ее Величество объявила перемирие и предлагает и вам последовать ее примеру.

– Что – и посыльных из Пекина выпускать будут? – мгновенно сориентировался Гирс.

Явно подготовленный к этому вопросу заранее китаец сразу же кивнул:

– Конечно, ваше превосходительство…

Гирс задумался. Связь с эскадрами была главной головной болью посольства. Ихэтуани расставили у городских ворот стражу, которая немедленно убивала всех до единого посыльных. Дошло до того, что главный финансист миссии Покотилов выделил 14 тысяч рублей серебром тому, кто сумеет отвезти письмо в эскадру и вернуться с ответом. И охотники нашлись, а вот не вернулся ни один. Теперь посыльных как бы обещали пропускать.

«Что-то здесь не так… – подумал Гирс. – Хитрит императрица, ох хитрит!»

И только на следующий день, когда тщательно проверенные врачом миссии на собаке арбузы были аккуратно разрезаны, поровну разделены между всеми защитниками миссии и стремительно съедены, Гирс узнал главную, принесенную чудом прорвавшимся японским посыльным новость и понял, отчего так покладиста императрица: союзный отряд взломал оборону у Лу-Тайского канала и теперь стремительно приближался к Пекину!

* * *

Первыми нанесли удар по Китаю забайкальские казаки, в течение суток безо всякого приказа вырезавшие все китайские пограничные посты за Аргунем. Затем 1 июля 1900 года русские войска вошли в Китай еще с двух направлений – от Хабаровска на Сунгари и от Владивостока на Муданьцзян. И в тот же день война докатилась и до Благовещенска.

Первыми начали китайцы. В 10 утра они вероломно обстреляли пароход «Михаил», тащивший за собой в Благовещенск пять барж с артиллерийским грузом. Начальник охраны груза штабс-капитан Кривцов отправился в Айгунь для переговоров, но был арестован и отправлен обратно на левый берег.

В полдень к «Михаилу» подошел пароход «Селенга», и русские пароходы с боем, но прорвались в Благовещенск. И тем же вечером из Благовещенска в сторону Айгуня был отправлен отряд, вскоре поддержанный десантом с обоих пароходов.

Памятуя о задании, поручик Семенов добрался до прибывшего с войсками военного губернатора Амурской области Грибского и был к участию в операции допущен. Но вот высадиться на правый берег ему долго не удавалось. Поначалу артиллерия обеих сторон вела долгую и малоэффективную дуэль, затем китайцы с тем же мизерным эффектом начали обстреливать Благовещенск. Дело затягивалось. И вот тогда Семенов снова отправился к Грибскому.

– Ваше превосходительство, мне нужно на тот берег.

– Зачем? – поднял брови военный губернатор.

– Боюсь, пока мы здесь на полпути в Маньчжурию торчим, китайцы могут архивы из Айгуня вывезти.

Грибский нахмурился и кивнул:

– Могут.

– Дозвольте мне с малым отрядом на тот берег тайно высадиться, – попросил Семенов. – Я в тамошних местах бывал, местность знаю, и если китайцы что повезут, по меньшей мере буду знать куда.

– Как хотите, поручик. Все полномочия у вас есть, – развел руками губернатор, – и людей я вам дам. Но учтите, если ваш отряд перестреляют, гибель подчиненных будет лишь на вашей совести.

Семенов невесело улыбнулся. Это он и сам понимал.

* * *

Лодочника Бао обстреляли, едва он вернулся с правой стороны и принялся привязывать лодку. Бао бросил веревку, метнулся в кусты шиповника, на четвереньках продрался через высохшие колючие заросли и, понимая, что на берегу его все равно поймают, тихо-тихо вошел в воду. Преодолевая озноб, нырнул, ушел поглубже и, спугнув стаю мелких рыбешек, поплыл вниз по течению.

Вчера Зиновий Феофанович предупредил его в самый последний раз. Однако из-за начавшейся артиллерийской дуэли флота с Айгунем и работа таможни и погранслужбы намертво встала, и рвущиеся домой китайцы стали давать за перевоз так много, что Бао не выдержал.

За четверо суток он заработал столько же, сколько за весь минувший год. Серебро, опий, краденное с приисков золото – соотечественники отдавали все, лишь бы оказаться там, где нет и не может быть пьяных от ханшина и вседозволенности призывников. Даже Цзинь, увидев, сколько он принес в первые же сутки перестрелок, потрясенно прикрыла рот рукой и сама вызвалась подменять его по ночам, пока их «маленький император» пятилетний Ван спит.

– И ты хоть немного отоспишься, – сказала она. – Нельзя столько работать, даже если ты – китаец.

Так и пошло: от полуночи до рассвета караваном из связанных вместе лодок управляла Цзинь, а с утра и до заката – Бао.

Бао вынырнул из холодной воды, секунду прислушивался, понял, что этот странный звук над рекой – треск прорубаемых топором днищ его лодок, набрал воздуха и снова ушел под воду.

А вчера они впервые поссорились, едва Бао подсчитал ночную выручку.

– Почему так мало?

– Нельзя столько с людей брать, Бао, – покачала Цзинь головой. – Ты же не таможенник, чтобы голыми их на тот берег отправлять!

Бао вынырнул и, отплевываясь, поплыл к берегу. «Надо уходить… – внезапно понял он, – Зиновий мне теперь жизни не даст…»

* * *

Едва «отряд» Семенова – он сам, Курбан и четыре казака – осмотрелся на правом берегу, стало предельно ясно, что это – ненужная, изначально бессмысленная авантюра.

– Нельзя нам к дороге выходить, Иван Алексеевич, – проронил один из казаков, – нам вообще отсюда трогаться нельзя.

Семенов проводил взглядом мчащийся на подмогу айгуньцам конный китайский отряд и снова спрятался в ивняке.

– Твоя правда: их тут как блох.

– Мне можно, – внезапно подал голос Курбан. – Я местный и на китайском знаю.

Казаки переглянулись, а Семенов заинтересованно хмыкнул и вытащил карту.

– Смотри. К этому перекрестку выйти сумеешь?

Курбан присмотрелся.

– Сумею.

– Тогда вперед, – решительно распорядился поручик и кинулся доставать бумагу. – И слушай задачу: мне нужно знать, идут ли обозы из Айгуня. Какие обозы, есть ли при них охрана, куда отправились.

– Бумаги не надо, – отодвинул от себя Курбан протянутый поручиком белый листок. – Я все узелками запишу. Никто не разгадает.

Поручик восхищенно хмыкнул. Он и мечтать не мог, что все так здорово получится.

* * *

Первым делом, выбравшись на берег, Бао подкрался к месту, в котором оставил лодки, но на полпути замер и принюхался: в воздухе отчетливо витал запах хорошего английского опия. Он огляделся по сторонам, прокрался еще несколько шагов и чуть не застонал: судя по спрятанным в овраге лошадям,

часть казачьего разъезда осталась в засаде – караулить его.

«Надо в город бежать! – понял он. – Иначе убьют!»