— Отлично! — Я кивнула, ощущая свинцовую тяжесть в голове от недосыпа и долгих обсуждений. — Через денёк-другой навестим её и…

— И вытянем пустышку, — перебил Сэм. — Тётка уже пакует вещи, завтра утром отбывает из города. Как и многие, очень уж тут стало неспокойно, да ещё и комендантский час. Города во время войны — самое опасное место.

«Ну конечно, кто бы сомневался. Много удачи сразу не бывает».

— Что ж, придётся тогда сегодня. Может, и удастся избавиться от железа.

Однако помощи Сэма мне было недостаточно.

— Значит, ко мне пришла? — ядовито усмехнулась Хала. Она тоже устала — тёмно-жёлтые круги под глазами ярко выделялись на золотой коже. — А что же твоя дорогая Шазад и любимый Жинь?

«Они не умеют заплетать мозги, как ты», — вертелось у меня на языке, но так и не выговорилось. Хала была права. Пара хорошо продуманных угроз, и тётка сдалась бы всё равно. Мы, демджи, не обманываем друг друга.

— Они обычные люди, — вздохнула я. Шазад с Жинем дрались бок о бок со мной, мы отдали бы жизнь друг за друга… но им никогда не понять, что чувствуешь, когда украдена неотъемлемая часть тебя или кто-то причиняет тебе боль, потому что ты особенный. — В лагере ходят слухи, что твоя мать тоже продала тебя — выдала замуж за человека, который отрезал тебе пальцы.

Блестящее лицо Халы потемнело, она рассеянно запустила руку в угольно-чёрную копну волос.

— Ты знаешь, что наши матери получают от отцов помимо ребёнка?

— Исполнение одного желания, — кивнула я, припомнив разговор с Широй в тюрьме.

— Что попросила твоя мать?

— Не знаю…

«Если когда-нибудь ещё проберусь в подземелья дворца, — подумала я, — надо спросить у Бахадура».

— Моя потребовала золота.

«Примитивно, ничего не скажешь. Крестьяне и нищие в сказках и притчах постоянно просят его у джиннов».

Я молча ждала. Лицо Халы было задумчиво, губы приоткрыты, словно она хотела продолжить. Так и будет, если не наседать.

— Мать выросла в нищете и всю жизнь мечтала разбогатеть, — заговорила наконец золотокожая. — Может, думала, что не только для себя, просто не хотелось, чтобы ребёнок тоже рос в тех трущобах. Так и говорила мне маленькой… только я ни разу не смогла повторить эту ложь вслух. — Она горько усмехнулась. — А потом деньги кончились, осталась только дочка на продажу…

Свет от входа упал на её лицо, отражаясь зеркальными бликами. Хала одна из немногих поставила собственную палатку. Может, стеснялась своего вида? Золотая дочь жадной матери. Нас обеих продали за золото, каждую по-своему.

— Я помогу тебе, — кивнула Хала.

Жинь брился в комнатушке рядом с генеральским кабинетом, должно быть, служившей командующему Хамаду для краткого отдыха, когда некогда было идти спать. Треснутое зеркало над потёртым медным тазиком с водой висело низковато, и Жиню приходилось стоять согнувшись. Рубашку он повесил на дверную ручку, и на обнажённой спине перекатывались мышцы, заставляя шевелиться татуировку с компасом. На другом плече виднелся новый рисунок, которого прежде не было: скопление точек, похожее на взметнувшийся песчаный вихрь.

Заметив в зеркале, как я прислонилась к дверному косяку, Жинь выпрямился. Чтобы подойти и дотронуться до его спины, хватило пары шагов.

— Это что-то новое…

— Сделал у сичаньцев в армии. — Мои пальцы танцевали на его горячей коже, перебирая песчинку за песчинкой. — На память об одной девчонке…

Он быстро обернулся, ловя мою руку. От него пахло мятой, а ещё немного пылью и порохом, и меня вдруг охватила отчаянная тоска по родным пескам, а сказать, что хочу, от поцелуя стало ещё труднее.

— Жинь, — начала я, отстраняясь от его губ, — только не спрашивай ничего, ладно? Просто верь мне. Сегодня вечером у меня будет одно дело… перед тем как освобождать Рахима. Со мной пойдут только Сэм с Халой, а объяснять я сейчас не хочу, чтобы не сглазить.

— Мне твоё дело уже сильно не нравится, — проворчал он, утирая ладонью мокрое после бритья лицо.

— Так я и думала… но всё равно надо было кому-то сказать, а Шазад просто не пустит. А пока отправляйтесь без меня, нельзя допустить, чтобы засада сорвалась.

— Чтобы не сорвалась, тебе лучше сразу пойти с нами.

Он перебирал мои короткие волосы, вглядываясь в лицо, и я очень старалась, чтобы оно ничего не выдало.

— Отправляйтесь на перекрёсток, — твёрдо повторила я, — и ждите нас. Если всё пройдёт удачно, мы успеем вовремя и вместе спасём Рахима.

— Обещаешь? — нахмурился он, но я уже научилась узнавать по взгляду, когда Жинь на моей стороне.

— Обещаний от дочери джинна лучше остерегаться. — Я потянулась губами к тёмному пятнышку у него под ухом, куда не достала бритва. — Обычно они плохо кончаются.

Быстро повернувшись, Жинь успел чмокнуть меня в губы, а затем улыбнулся глаза в глаза:

— Тогда пусть это будет не конец, Бандит.

В квартире над лавкой ювелира теснились сундуки, одни забитые вещами до отказа, другие ещё полупустые. Выйдя из стены вслед за Сэмом, я больно ударилась ногой об угол одного из них и едва сдержала поток ругательств.

Мы тихонько пробирались втроём через завалы всевозможного добра, выпутывая ноги из свисающих повсюду шелков и муслинов, которые будто старались остановить нас. На крышке сундука валялась забытая жемчужная нить. Всё это было куплено на золото, полученное за меня от султана. А среди всего этого хлама развалилась на кровати храпящая тётка Сафия.

— Готова? — шепнула Хала.

Я молча кивнула, будучи не совсем уверена, что сумею сказать вслух.

Золотокожая обходилась без пассов руками, как уличные шарлатаны, лишь слегка наморщила лоб, выдавая внутреннее напряжение.

Тётка громко ахнула, просыпаясь. Её разум уже был захвачен Халой. Испуганно огляделась вокруг, затем узнала меня и ахнула снова.

— Захия! — Глаза её выкатились от изумления.

Я с любопытством наблюдала за её лицом, где реальность боролась с иллюзией, воспоминания о смерти сестры — с тем, что видела своими глазами. Моргнула раз-другой, и иллюзия окончательно победила.

— Сафия, мне нужна твоя помощь, — начала я, присаживаясь рядом и протягивая руку. Заставить себя коснуться тётки было выше моих сил. — Очень нужна, Сафия! Ты поможешь мне?

Она сама горячо сжала мои пальцы и поднесла к губам.

— Ты ещё спрашиваешь! — На глазах её выступили слёзы. — Ради тебя я затопила бы пустыню…

Она умолкла, выжидающе глядя на меня, и я тут же вспомнила вторую половину поговорки, которую они так любили повторять с моей матерью. Тайный пароль двух сестёр, обожавших друг друга, с детства не был для меня секретом.