Их рабочие отношения складывались гладко на протяжении двух с лишним месяцев, и по всей стране можно было почувствовать новаторский порыв всего двора. Поддержку среди чиновников можно было оценивать как «шесть или семь человек из десяти, а тех, кто упорно цеплялся за старые порядки, – не больше одного-двух из десяти». Некоторые указы выполнялись незамедлительно, в их числе учреждение Пекинского университета. Однако, перед тем как практически все эти указы можно было выполнить, яркое событие стало причиной резкой приостановки реформы – автором события стал коварный и неординарный человек по имени Кан Ювэй, прозванный Диким Лисом Каном.

Сорокалетний кантонец Кан Ювэй родился в семье чиновника, вырос в открытом порту Наньхай, где проживала крупная колония европейцев. Он впитал множество реформаторских идей и горел желанием воплотить их в жизнь. Этого человека отличала предельная самонадеянность. В своей рукописи, красноречиво озаглавленной «История моей жизни», он заявил, что признаки величия личности у него проявились уже в пять лет от роду. Однажды, когда ему исполнилось двадцать лет и он сидел в одиночестве, ему внезапно представилось, что «небеса, земля и все остальное слились со мной воедино и от этого единства во все стороны распространялись яркие лучи света. Я ощутил себя настоящим мудрецом и радостно улыбнулся». Настоящим мудрецом был Конфуций, а Кан Ювэй верил в то, что он его нынешнее воплощение. Какое-то время он пытался приблизиться к трону, чтобы сообщить императору о своих воззрениях, а тот бы начал им следовать; понятно, что он рассчитывал направлять действия монарха. Тогда Кан Ювэй занимал совсем низкое положение в чиновничьей иерархии, и ему пришлось пережить множество обид, однако они совсем его не смутили.

Продолжая сближаться с влиятельными людьми, Кан подружился с крупным государственным деятелем, круто изменившим его судьбу: земляком из Кантона и руководителем внешнеполитического ведомства Чжан Иньхуанем, которого император включил в круг своих ближайших соратников, невзирая на слухи о его мздоимстве. Путем сложных махинаций Кан Ювэй 24 января пролез на собеседование с пятеркой высших императорских сановников. Сразу же после этого собеседования он написал челобитную императору, которую Чжан Иньхуань доставил адресату. Таким способом Дикого Лиса представили чиновникам высших государственных кругов и хозяину престола.

Кан Ювэй занялся написанием новых челобитных, которые Чжан Иньхуань передавал императору Гуансюю. А император передавал эти произведения эпистолярного стиля Цыси, сам же читал далеко не все из них. Цыси эти документы изучила с большим вниманием, и они произвели на нее самое благоприятное впечатление. Цыси сохранила брошюру, посвященную преобразованиям в Японии, и обратила на нее внимание своего приемного сына. Вдовствующая императрица открыла выдающегося реформатора, предлагавшего свежие идеи, к тому же отличавшегося убедительностью и бесстрашием при их изложении. В скором времени она заметила такие же внушающие надежды мысли в посланиях еще двух чиновников – цензора Шэньсю и просвещенного партнера Сюя. Как раз этих двоих мужчин она упоминала в указе, с которого 11 июня начинались нынешние реформы. Она не ведала, что оба этих прошения за них написал Кан Ювэй. Так получалось, что Цыси и Кан о многом думали одинаково.

Так как имя просвещенного партнера Сюя упоминали в императорском указе, Кан написал за него еще одно прошение, в котором предложил императору назначить Кана «близким советником по всем новым направлениям политики». Этот хитрец потом сделал то же самое для самого заметного соратника Кана, блистательного очеркиста по имени Лян Цичао. С благословения Цыси император Гуансюй назначил Кан Ювэю аудиенцию в Летнем дворце на 16 июня; итак, Дикий Лис стал одним из первых молодых людей, побеседовавших с императором перед назначением на высокий государственный пост. Впоследствии Кану предложили место штатного сотрудника министерства иностранных дел, но он на него не польстился. В частном порядке он отверг такое предложение, как «унизительное» и «донельзя нелепое». Он видел себя рядом с троном – мандарином, принимающим решения за его величество. В этом плане он с самого начала того года предлагал формирование при монархе своего рода «экспертного совета», наделенного некоторыми исполнительными полномочиями.

Из всех остальных отзыв в душе Цыси на самом деле вызвало как раз это предложение. Никакого такого ведомства при дворе не существовало, так как порядками Цинской династии предполагалось, что все решения принимает единолично император: Верховный совет существует как совещательный орган, и все. Тем самым Кан Ювэй обнаружил в династической системе фундаментальный изъян, на который на 100 лет раньше указал лорд Макартни после посещения восьмидесятилетнего императора Цяньлуна. Макартни задал вопрос, достойный настоящего провидца: «Кто тот Атлант, назначенный им в качестве преемника нести это бремя его империи, когда он скончается?» По поводу того, «на чьи [sic] плечи оно может лечь», он заметил, что эти плечи должны принадлежать наследнику, обладающему нечеловеческой силой. Китайскую империю можно сравнить с «первоклассным парусным военным кораблем, усилиями нескольких поколений удачливых и энергичных капитанов удерживаемым всеми хитростями на плаву на протяжении всех этих миновавших ста пятидесяти лет… Но как только на командном мостике случится появиться непригодному для роли такого капитана человеку, прощай дисциплина команды и надежность корабля. он еще останется на плаву в виде обломков, но потом эти обломки выбросит на берег…». Император Гуансюй заслужил определения «непригодный для роли капитана» человек, и ему нужно было подобрать в помощники самых умных людей. Цыси все это было слишком хорошо известно. Вообще-то она должна была обратить внимание на то, что Британия числилась мировой державой совсем не благодаря самой королеве Виктории, а «тем толковым мужчинам из парламента», которые вырабатывали коллективные решения.

Для обсуждения идеи экспертного совета Цыси пригласила целый ряд высших сановников. Те высказались против такого предложения. Она приказала им подумать еще раз, то есть «серьезно осмыслить это дело и принять обоснованные решения», предупредив их, что в этом случае «пустословие исключается». Через месяц взвешивания всех за и против общее мнение оставалось отрицательным. Возражения лежали в плоскости непреодолимой проблемы: кто должен заседать в этом совете и делить власть с самим императором. Процедуры их отбора не существовало, и опасения состояли в том, что «злые» люди могут протоптать себе дорожку в этот совет окольными путями и, сплотившись, они будут подсаживать друг друга, что называется, не выходя из дома. При таком раскладе династия запросто может оказаться в их лапах. Скептики в первую голову подозревали в злом умысле Дикого Лиса Кана. Пошли слухи о том, что Кан Ювэй платит авторам прошений, составленных от его имени. И такое обвинение практически всегда подтверждалось фактами. Прошение просвещенного партнера Сюя за Кана, говорят, обошлось ему в 4 тысячи лянов серебром, остальным авторам петиций он платил по 300 лянов в месяц как поставщикам услуг. Жители столицы продолжали злословить и называть Дикого Лиса «бессовестным человеком». К тому же они пытались выяснить источники поступления ему денег, так как его семья к категории зажиточных не относилась. Еще один престарелый наставник императора и носитель реформаторских взглядов Сунь Цзянай говорил, что успех экспертному совету могут обеспечить только лишь «выборы» в западном стиле, когда личности кандидатов проходят горнило общественного обсуждения. Так как «выборы» в то время представлялись делом совершенно немыслимым, в конце июля от идеи экспертного совета при императоре пришлось отказаться. Невзирая на все неприятные высказывания по поводу Дикого Лиса и вразрез с тем фактом, что сама относилась к нему с настороженностью, Цыси высоко ценила Кана как реформатора и поручала ему ключевые задания. В соответствии с одним из указов он отправился в Шанхай открывать там редакцию газеты, целью которой ставилась популяризация новых политических мер среди населения. Ему к тому же планировали поручить составление закона о прессе с учетом западных наработок в этой области. Кое-кто из его друзей считал такие поручения идеальными для этого деятеля. В духе Цыси было выдворение недовольного человека из столицы туда, где он не сможет принести ей никакого вреда, зато у него появится возможность сыграть некую, и порой даже важную, роль. Она старалась иметь как можно меньше личных врагов. Однако Кан Ювэй уезжать отказался. Устроить его могло только место поближе к трону. Его правая рука Лян Цичао тоже противился такому назначению друга, ведь ему предстояло проверять новые учебники для всей империи. А ведь это было необычное продвижение по служебной лестнице, притом что он никогда не занимал никакого официального поста. Но Кан без дела слонялся по Пекину и вместе с Лян Цичао замышлял свой следующий маневр.