Моя рука легла на обложку Библии, которую подарила мне матушка Рэмси, когда я закончила колледж. Я подумала о стихах из Евангелия от Луки, которые читала в то утро: «Кто примет сие дитя во имя Мое, тот Меня принимает»[11].

Так ли это на самом деле? Правда ли, что, принимая этих невинных детей, от которых другие отказывались, я принимаю Иисуса? Принимаю Господа?

Я хотела, чтобы так и было. Хотела вернуться к возможности принимать детей, вкладывать в каждого из них свое сердце.

Хейзел любила детей, но это не препятствовало тому, что, как она говорила, было ее призванием — управлять Домом. Миранда тоже, казалось, была в состоянии совмещать работу и общение с детьми, не жертвуя ни одним, ни другим.

А у меня это не получилось.

Мне нужно было играть с ними в мяч, учить их вязать у камина, целовать их царапины и ссадины, радоваться их успехам и молиться с ними каждую ночь перед отходом ко сну.

А не сидеть за столом, складывая цифры в столбик. Умолять людей помочь нам. Тратить дни на бесконечные отчеты и встречи, детали и решение проблем. Каждый миг, проведенный за дверью этого кабинета или вне стен нашего Дома, был упущен из жизни кого-то из малышей.

Несомненно, кто-то должен был заниматься этими вопросами. Но я больше не верила, что этим человеком должна быть я.

В мае попечительский совет договорился отложить плановое собрание, проходившее каждый третий четверг месяца, а вместо этого собраться тридцатого июня. Однако за три дня до этой даты мне неожиданно позвонил мистер Райли и сообщил, что созывает экстренное совещание.

После того как Миранда помогла мне затянуть корсет туже, чем обычно, я надела свой зеленый костюм. Возможно, в этот вечер Рэйстоунский дом для сирот и обездоленных детей прекратит свое существование, чего я боялась больше всего на свете, но все же у меня были намерения выйти из положения с гордостью, присущей управляющей таким серьезным учреждением.

Закрепив на волосах переделанную широкополую шляпу, я отошла от зеркала и оценила свое отражение. Круглое лицо. Карие глаза. Ничем не примечательная внешность. Я моргнула. С тех пор как я работала помощницей Хейзел, ничего не изменилось — ничего, кроме одежды. Но новый костюм был надет на прежней Сэди.

Я подумала о Виоле и ее матери, об их отчаянном желании найти богатого покровителя. Чем я отличалась от них в своей попытке скрыть грехи своей матери? Я не могла воскресить в памяти ее образ. Может быть, Господь помиловал меня, заставив забыть о ней? Я не знала. Мне всего лишь не хотелось годами нести бремя ее прегрешений на своих плечах. И покой я обрела вовсе не потому, что смогла стереть свое прошлое. Вера. Именно вера помогла мне обрести спокойствие.

От этой мысли у меня внутри что-то растаяло и растворилось. Я больше не нуждалась в одобрении попечительского совета. Мне больше не нужны были ни статус, ни должность управляющей приютом. Я была не в состоянии сберечь что-либо сама — ни Дом, ни детей. Господь всегда поддерживал это место. Если Он решит, что Дом должен существовать дальше, Он найдет того, кто сможет достойно руководить этим заведением. Мне же оставалось любить всех, с кем небеса свели меня на жизненном пути, такой же щедрой и всепоглощающей любовью, какой любил меня Создатель.

Конечно, теперь мне придется искать новую работу. И новое жилье. Но я подумаю об этом позже. После того как мистер Райли сообщит новости, которые навсегда разобьют мне сердце. После того как мы с Мирандой утешим друг друга, оплакав судьбу детей.

* * *

В тот вечер мы встретились в каменном соборе. Стены святилища были украшены витражами, изображавшими сцены из жизни Иисуса Христа, и ярко освещались электрическими лампами. Я подолгу всматривалась в каждую картину, но мои глаза вновь и вновь возвращались к изображению Иисуса с детьми. Он обнимал их. Любил их. Беспокоился о том, что с ними будет.

Казалось, в воздухе пахнет рассудительностью. Она была такой же ощутимой, как утренний туман. Я молилась, чтобы Господь утешил всех нас, особенно детей. Чтобы Он отнесся к ним с такой же нежностью, какая изображена на витраже.

Мистер Райли поднялся и обратился к нам:

— Как вы помните, последние месяцы мы находились в тесном контакте по поводу текущего состояния дел. И я понимаю, что всех нас глубоко огорчает отсутствие необходимых средств для финансирования благородной работы, которая была начата много лет назад. Каждый из нас обещал принять решение, основываясь на той сумме, которую удастся привлечь до начала нового финансового года.

Послышался шум. Присутствующие переминались с ноги на ногу, отчего половицы жалобно скрипели.

Мистер Райли откашлялся и продолжил:

— Мне кажется, что место, где мы можем обратиться к небесам, наиболее подходит для того, чтобы сообщить вам, что благодаря анонимному пожертвованию, полученному мной сегодня утром, в бюджете приюта достаточно денег для продолжения работы в следующем году.

Я тряхнула головой, руками инстинктивно зажав свой открытый рот. Не ослышалась ли я? Или услышала то, что хотела услышать? Раздались аплодисменты. Кто-то легонько прикоснулся к моей спине.

Лицо мистера Райли расплылось в довольной улыбке.

— Прости, что заставил тебя томиться в ожидании. Я хотел, чтобы такую хорошую новость все узнали одновременно. Я сам вне себя от радости. Я чувствую, что Господь действительно оберегает этот Дом.

Кто-то позади нас рассмеялся и воскликнул:

— Слава Богу!

В это невозможно было поверить. Мне не нужно было сообщать Миранде и миссис Фор о том, чтобы они подыскивали себе другую работу, не надо было собирать детские вещи и отправлять своих птенцов в другие приюты, где они будут ждать приемных родителей.

— Мы благодарим вас, мисс Сэди, за ваш неустанный труд во благо Дома и ждем от вас такой отдачи и в дальнейшем, — громко сказал мистер Райли.

Я подумала о просьбах, с которыми обращалась к Богу последние несколько месяцев. Из них выделялось одно желание, которое волновало меня больше всего. Чтобы работа Рэйстоунского дома во благо детям продолжалась. Чтобы мы смогли помочь еще большему количеству нуждающихся малышей. Радость, переполнявшая меня, вспенилась и забурлила через край, напоминая мыльную пену в ванной. Пузырьки появляются. Растут. Летят, пока не…

Лопнут.

Я вернулась на землю быстрее, чем один из таких лопнувших мыльных пузырей. Нет, я больше не хочу увязнуть по колени в мутном болоте цифр и финансов, встреч и сбора пожертвований. Особенно если ради этого нужно пренебречь общением с близкими людьми. А для меня это выглядело именно так.

Вскочив на ноги, я постаралась не обращать внимания на крик, звучавший в моей голове. Что-то подсказывало мне, что я могу закончить как моя мать, если откажусь от этой должности, не зная, куда идти и что делать. Но я должна уйти. Ради себя. Ради этих детей.