Тогда-то и наступила та важная историческая минута, про которую я сейчас сказал…

Голос наследника раздался потому, что он один был внутренне не согласен с тем, что говорилось около него, и он один признавал жизненную правду во всей ее печальной наготе.

Когда председатель совещания обратился к наследнику цесаревичу, молчаливо слушавшему все происходившие обмены мыслей, с вопросом об его мнении насчет всего, в совещании проектированного, цесаревич сказал, что он не ожидает особенного успеха от предложенных мероприятий, так как видит, что главное зло, мешающее правительству быть действительно сильным в борьбе с крамолою и, вообще, с беспорядками, заключается, по его мнению, не в отсутствии мероприятий, которых очень много, а в разрозненности ведомств между собою, в отсутствии солидарности между ними, во внутреннем разладе между ними и что вследствие этого он полагает, что единственная мера, которая могла бы положить конец такому печальному порядку вещей, есть подчинение всех ведомств одному руководителю, ответственному перед государем в данную минуту за восстановление порядка, с тем, чтобы по всем вопросам государственной внутренней безопасности министры обязаны были действовать сообща, подчиняясь воле одного лица. Таков был приблизительно ответ цесаревича.

Нужно ли говорить, что этот голос наследника престола, столь прямо и столь мудро указавший на главное больное место всего нашего тогдашнего строя, всех поразил своею неожиданностью. Нужно ли прибавлять, что в то же время главная мысль этого мнения пришлась не по вкусу всем поразившимся им министрам и создала общую министерскую гримасу.

Но искренним, как всегда, оказался только председатель, великий князь Константин Николаевич. Разделял ли он мнение своего племянника или не разделял, никто знать того не мог, но, восприимчивый и умный, он сразу стал на подобавшую этой минуте патриотическую высоту.

Выслушав мнение наследника престола, великий князь сказал, что, так как мысль его царственного племянника выходит по своей сущности из предоставленных ему государем полномочий, то он не считает себя вправе ее подвергать обсуждению, но в то же время считает своим долгом ее повергнуть на благоусмотрение государя и надеется, что цесаревич не откажется со своей стороны эти мысли высказать своему державному родителю. На это цесаревич ответил, что он принимает на себя эту обязанность.

И действительно, как цесаревич, так и великий князь Константин Николаевич при докладе его величеству о протоколах совещания довели до сведения государя и о мысли, высказанной наследником в совещании… Государь ее признал не только достойною внимания, но требующею немедленного осуществления. В известных кружках тогда говорили, и не без основания, что в минуту, когда явилась мысль цесаревича, требовавшая для ее осуществления особенно достойного лица, — выбор такого лица между тогдашними государственными людьми был более чем затруднителен, вследствие отсутствия такой выдающейся личности; прибавляли также, что само выделение из среды государственных лиц одного, для возложения на него диктаторских полномочий, было в принципе неудобно и практически неосуществимо в смысле полезности, ибо должно было вызвать в призванных подчиниться ему министрах завистливые и неискренние отношения, и что вследствие этого самым естественным и правильным казалось тогда эту диктатуру возложить на то единственное лицо в России, которое по своему положению могло стать выше всех, не возбуждая ни в ком зависти, то есть на самого цесаревича. Но мысль эта государю не пришла».

На том совещании из министров Александр II отклонил предложение об учреждении следственной комиссии.

Однако на следующий день государь изменил свое мнение и на созванном вновь совещании объявил о создании «Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия» и о назначении председателем ее генерал-адъютанта графа Михаила Тариеловича Лорис-Меликова.

Диктатор

11 февраля цесаревич Александр Александрович записал в своем дневнике: «В 9 был у меня гр. Лорис-Меликов, который получает новое назначение, а именно председателя Верховной комиссии, в которой должны соединиться все политические дела, и ему предполагается дать большие права и полномочия. Толковали с ним с лишком два часа и о многом успели переговорить».

12 февраля создание Верховной следственной комиссии с обширными полномочиями, которые распространялись бы на всю Россию, было узаконено указом императора. Возглавивший комиссию Михаил Тариелович Лорис-Меликов получил полномочия, близкие к диктаторским.

Наряду с чисто полицейскими задачами устрашения и подавления на комиссию Лорис-Меликова была возложена задача привлечения на сторону власти умеренной, «благомыслящей» части общества. Михаил Тариелович начал с обращения к населению столицы. Оно было опубликовано 15 февраля в «Правительственном вестнике». В нем он подчеркивал, что смотрит на поддержку общества как на «главную силу, могущую содействовать власти».

Общественность встретила назначение Лорис-Меликова с глубоким удовлетворением. «Слава Богу! На душе стало легче», — писал «Голос» А. А. Краевского. В этом назначении «Голос» видел «новую программу, новую систему» и обещал тогда же поддержать графа нравственно.

Либералы называли диктатуру Лорис-Меликова «диктатурой ума и сердца», одобряя его девиз: «Сила не в силе, сила в любви».

Журналист М. Н. Катков назвал Лорис-Меликова «диктатором сердца». Генерал посчитал это прозвище не оскорблением, а похвалой за его труды и даже высказал пожелание, чтобы эти слова стали бы для него эпитафией.

Активная деятельность Лорис-Меликова, несмотря на то, что народовольцы продолжали отслеживать каждый шаг императора, позволила отметить в столице четвертьвековой юбилей восшествия на престол Александра И. Хотя почти все газеты писали: «Ожидается что-то невероятное — взрывы, пожары, беспорядки»…

Юбилей

С 5 по 19 февраля император покидал Зимний дворец только раз, чтобы отдать дань погибшим солдатам финляндцам.

И во дворце, и за его стенами говорили о том, что торжества по всей империи будут отменены. Но все же никакой отмены не последовало.

19 февраля 1880 года Россия праздновала двадцатипятилетие восшествия на престол Его Императорского величества государя Александра II Николаевича. К этой дате были приурочены многие события.

В этот день в городе Орле был открыт мост через реку Орлик, названный в честь двадцатипятилетия царствования Александра II по решению Орловской городской думы Александровским.

В Ростове в честь императора городской парк получил наименование Александровский, а городская дума приняла решение установить в парке колонну — уменьшенную копию петербургского Александрийского столпа.

В Самаре имя императора стали носить публичная библиотека и музей.

В Ростове-на-Дону, в районе Нахичевани, на территории Балки Полуденки в честь двадцатипятилетия царствования Александра II был заложен Александровский сад.

Пермская городская дума постановила в память исполнившегося в этот день двадцатипятилетия царствования императора Александра II основать в Перми четырехклассную женскую прогимназию и назвать ее Александровской.