Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Баксу я навалила полную миску, — доложила она. — Поедем на джипе?
— Да, на «Паджеро».
Он был припаркован возле подъезда, тогда как Алинин «Порш» надо было выкатывать со стоянки. А это лишняя трата времени. Которого у нас в обрез.
Менее чем через час мы должны были быть в Александровской — большом поселке, давно уже слившемся территориально с городом Пушкином. Если как следует постараться, то езды дотуда из Сосновой Поляны не более получаса: Но в мои планы входил значительный крюк на улицу Ленсовета. Надо было отдать Татьяне свое послание и ключи от квартиры.
— О, дьявол! Забыл! — Следом за Баксом я ворвался в квартиру, заскочил в кабинет и вернулся оттуда с пакетом, который клеил сегодня утром.
— Что это? — спросила Алина, запирая дверь.
— Завещание.
— Серьезно? — Она тяжело вздохнула. — Какой-то паршивый сегодня денек…
Денек был просто чудесным! На улице ярко светило солнышко. Столбик термометра застыл на идеальной отметке: «Тепло, но не жарко». Суперпогода для пикника на природе. Но никак не для финальной игры в пэйнтбол. С боевыми патронами. Почему-то я был уверен на все сто процентов, что без стрельбы сегодня не обойтись.
Зато обошлось без пробок и без охочих до денег гаишников, пока я, плотно закрыв глаза на все правила безопасной езды, занимался слаломом на обильно наполненных транспортом питерских улицах.
— Ты камикадзе! — сделала вывод Алина. За всю дорогу она не проронила ни звука и обрела дар речи только тогда, когда я загнал «Паджеро» на газон между «Ауди» Таваури и незнакомым мне черным «Шевроле Танденбердом». — Даже странно, что ты ни в кого не вляпался.
— И правда, странно, — улыбнулся я и, прихватив пакет с завещанием, выскочил из машины. Крикнул: — Сейчас вернусь! — и побежал к подъезду.
Мне повезло. Татьяна была дома. А ведь я даже не удосужился предупредить ее, что подъеду. Могла бы куда-нибудь слиться… Но она открыла на мой звонок, молча прошла следом за мной в комнату и там сразу же чуть не свалила меня с ног известием.
— Вчера повесился Магоматов-старший.
— То есть?.. — Я еще не успел до конца вникнуть в смысл этого сообщения.
— Повесился на крюке от люстры. Чистой воды суицид. Он оставил записку. Винит во всем своего сыночка-бандюгу.
Я с трудом перевел дыхание.
— Кто его обнаружил? И откуда ты знаешь, что он написал?
— Перед тем, как влезть в петлю, Магоматов открыл на распашку входную дверь. Его, еще тепленького, обнаружили земляки. Его и записку. Мне все это рассказал участковый. Он заходил.
— Спрашивал про меня? — насторожился я.
— Да. Просил передать, чтобы ты ему позвонил. — Татьяна достала из кармана халата визитку и протянула мне.
— Не сейчас. — Я посмотрел на часы. — О Ларисе что-нибудь есть?
— Ничего.
— У меня есть. Потому и спешу. — Я бросил на стол ключи и пакет. — Это вскроешь сегодня вечером. Если не зайду или не позвоню.
— А во сколько начинается вечер? — как-то очень уж безразлично спросила Татьяна.
— В четыре утра, — не раздумывая, ляпнул я. — Обещай мне, что раньше не сунешь в эти бумаги свой носик. И спрячь их подальше.
— Хорошо. Обещаю, — пробормотала Татьяна. — Слава, пожалуйста, объясни, что творится вокруг?
Я снова посмотрел на часы. Минутная стрелка с жадностью пожирала сектор за сектором.
— Вокруг все свихнулись, милая Таня. Возможно, мы тоже. Извини, мне пора.
Я неуклюже ткнулся губами в ее щеку и поспешил вон из квартиры, сожалея о том, что так буднично попрощался с бывшей женой. Ведь, может быть, я больше ее никогда не увижу. Потому что меня сегодня убьют. Или посадят в «Кресты». Или…
«Да что за бредятина!!! — Я с силой шарахнул кулаком по перилам. Так, чтобы почувствовать боль. — Какого черта я себя заведомо хороню! С чего это вдруг на меня навалилась тупая уверенность в том, что я доживаю свой последний денек? На самом деле все хорошо. Все просто отлично! Все по сценарию. А сборы на кладбище — это лишь проявление небольшого психоза, обычной депрессии. Но сегодня я расцелую Ларису, и все образуется. Жизнь войдет в привычное извилистое русло. С порогами и водопадами, столь любимыми мною. Вот только я больше никогда никого не убью. Пусть Мартин подыскивает для меня работенку почище».
Я быстрой трусцой соскользнул по лестнице, вынырнул из подъезда и нос к носу столкнулся с М. Моисеевой.
— А, Слава! — обрадовалась она. — Здравствуйте. Обождите секундочку.
Под «секундочками» моя соседка подразумевала часы пустой болтовни про грошовую пенсию, про цены на колбасу и про «ворюгу Чубайса».
— Здрась, Марин Анатольевна. — Я прошмыгнул мимо нее. — Нет времени. После. — И чуть не споткнулся. Замер, как вкопанный, уткнувшись взглядом в Рамаза, мирно беседовавшего через открытое окно «Мицубиси» с Алиной. Спиной Рамаз небрежно подпирал «Шевроле Танденберд», совсем не заботясь о том, что измажет грязью длинный светло-бежевый плащ, под которым явно таились какие-то сюрпризы. Нечто вроде АКСУ или, на худой конец, помпового ружья. А зачем, скажите, еще напяливать на себя длинный плащ в погожий июльский денек?
Рамаз заметил меня, радостно улыбнулся и, вытащив из кармана руку, поднял ее в знак приветствия. Блеснул в лучах солнца золотой «болт».
Ну и чего же он хочет? И с кем он сюда приперся? Где разместил свою банду? Я обвел взглядом двор: детишки… собачки… жирные голуби… пустые кусты… Никого, если не брать в расчет бритый затылок сидящего за рулем «Танденберда» шофера. Когда мы подъехали, «Шевроле» был пустым. И вот ведь нарисовались, красавцы! Улучили момент.
— Приветствую, Слава. — Рамаз уже направлялся ко мне, на ходу протягивая для пожатияруку. — Побазарить бы. Слышал про Магоматова?
— Да. — Я еще раз посмотрел на часы. Демонстративно посмотрел на часы! И Рамаз меня понял.
— Знаю, спешишь. Твоя красавица мне доложила. Ты не против, если немного покатаюсь с тобой? Базар недолгий. Закончим, я выйду. Мишаня, — он кивнул на «Танденберд», в котором скучал «бритый затылок», — меня подберет.
Очень хотелось ответить: «А на хрена ты мне нужен?» Но я подумал, что вдруг услышу что-нибудь интересное. Да и обострять отношения не хотелось… Распорядился:
— Ладно, садись назад, — и поспешил за руль…
— Славный же хипеж вы в «Катастрофе» устроили! — начал Рамаз, когда я задним ходом начал, выруливать со стоянки. Следом за мной дернулся «Танденберд». — Ты даже не знаешь, не ведаешь, кого там завалили.
Открещиваться от того, что я причастен к бойне на Ленинском, было бессмысленно. Я был обвешан косвенными уликами, как хиппи фенеч-ками. Улики кричали в полный голос: «Это Пив-цов! Это он все устроил!», и я не мог заткнуть им пасть. Все попытки продемонстрировать Ра-мазу свою удивленную рожу — мол, какая может быть связь между мной и «Катастрофой» — показались бы просто смешными. Поэтому я только спросил как можно более безразлично: