Увидев приземляющийся вертолет, едва не все население небольшого поселка, включая яростно лающих собак, высыпало на единственную улицу. Впереди всех выступала симпатичная девушка в простом ситцевом платье пестрой раскраски и резиновых сапогах, что казалось несколько странным в такую адскую жару.

– Марина, местный фельдшер, – скромно представилась она и пожала руку каждому члену бригады. В руке Михаила Ивановича ее кисть задержалась чуть дольше, а взгляд хирурга из грустного превратился в живой и веселый. Это не ускользнуло от внимания Жанны, стоявшей справа от Щедрого с большим металлическим чемоданом с инструментами.

– А вы чего это, Марина, в резиновых сапогах щеголяете? – ехидно заметила Жанна, ставя инструменты рядом с собой на взлетное поле. – Боитесь ноги замочить?

– Нет, что вы, я там колодец чистила, не успела переобуться.

– Колодец?

– Ну да, колодец. Водопровода у нас в поселке отродясь не было, так что воду берем по старинке из колодцев. А вчера одна стена у нашего колодца, того, что у самой амбулатории выкопан, ни с того ни с сего взяла, да и обрушилась. Вот с утра мы с Марией Степановной, это наша санитарка, и чистили. Я, как с вами поговорила по телефону, так сразу и пошла колодец чистить.

– А что, мужиков-то в поселке нема? Повымирали? Почему женщины колодец одни чистят?

– Мужики есть, но они все сейчас на покосе – самая страда. Погода отличная, нельзя терять ни минуты: заготовка сена дело весьма щепетильное. Да мы и сами без них справляемся.

– А речки у вас поблизости разве нет? – поинтересовался анестезиолог Аркадий Данилович.

– Речка у нас далеко, с километр, наверное, с нее воды не наносишь, особенно зимой, когда у нас здесь морозы под минус пятьдесят лупят.

– А что же так поселок далеко от воды выстроили? – не унималась ревнивая Жанна. Она заметила, что Михаил Федорович буквально не сводил глаз с этой самой Марины. Уж Жанна очень хорошо знала, что означает это повышенное внимание своего хирурга к смазливым девушкам. А Марина оказалась писанной красавицей и грудь у нее минимум на два размера больше.

– Его давно выстроили, еще до революции. Не знали, что река местная довольно коварная: раз в пять – шесть лет разливается чуть не на три километра и все тут топит. А люди уже прижились. Просто дома отодвинули от реки подальше и колодцев нарыли, – быстро отвечала юный поселковый фельдшер, отчего-то заметно краснея.

– Так, товарищи, граждане, давайте про историю после потолкуем, – пришел ей на помощь Петрович, взяв инициативу в свои руки. – Девушка, вас Мариной, кажется, величают?

– Да, Мариной, – еще гуще покраснела она, слабо мотнув в ответ головой.

– Вы нам, Мариночка, покажите, пожалуйста, где наш больной, и куда мы свою аппаратуру можем сгрузить?

– Ой, извините, – отвела взгляд от хирурга девушка и мило улыбнувшись, указала правой рукой на деревню, – амбулатория там, в-о-он тот приметный синий дом, что под шиферной крышей.

– Одноэтажный? – уточнил Петрович.

– Конечно, одноэтажный, – Марина удивленно посмотрела на веселого Петровича, – у нас тут других нет. Все дома одноэтажные.

– Ясно, а больной где, там?

– Нет, а больной в стойбище. Я утром, прежде чем на санавиацию звонить, сбегала и прокапала ему пенициллин, промыла желудочный зонд.

– То есть как, в стойбище? – поразился Михаил Федорович и уже другим, недовольным, взглядом посмотрел на Марину.

– Очень просто, – взволнованно стала объяснять местный фельдшер, почувствовав появившийся в голосе понравившегося ей доктора едва заметную прохладу, – они, эвенки, считают, что лечиться надо дома, лежа в чуме. И наотрез отказались ехать в амбулаторию.

– Нужно было настоять, что ж прикажете, их в чуме оперировать?

– Извините, Михаил Федорович, – девушка с первого раза запомнила, кого как зовут из прилетевшей бригады, – но мне капельницу-то они еле дали поставить, зонд в желудок чтоб поставить два часа Слепцова уговаривать пришлось, а вы говорите, госпитализировать в амбулаторию.

– Да, они, эвенки, такие боятся у Марины лечиться, – шмыгнул носом белобрысый мальчик лет десяти, что в составе команды из восьми – десяти таких же сопливых сорванцов окружили вертолет и его высадившихся на землю пассажиров со странными серебристыми ящиками в руках. Теперь они во все глаза разглядывали бригаду медиков и их технику. В глазах пацанов читались неподдельное уважение и желание потрогать все своими руками и быть максимально полезными.

– А ты знаешь дорогу в стойбище? – улыбнулся Петрович, увидав, что мальчуган, оказавшийся на проверку Степкой, носит широкий кожаный ремень с якорем и звездой на начищенной до зеркального блеска желтоватой бляхе, поддерживающий ладно скроенные штанишки из старого маскхалата.

– Знаю, – серьезно подтвердил Степка и насупился, – а ты чего смеешься?

– Нет, брат, тебе показалось, – стер с лица улыбку Петрович. – Просто как-то странно видеть здесь, посредине тайги, парня с флотским ремнем. Маскхалат еще, куда ни шло, а якорь.

– Ничего странного нет, у меня старший брат на флоте служил, вот только весной демобилизовался.

– А-а-а, тогда все становится на свои места, – протянул Петрович, – брат служил на флоте. Замечательно. Так, а где стойбище расположено, знаешь?

– Так, а стойбища там сейчас нет, – озорно блеснул глазами Степка, расценив это повышенное внимание незнакомца к своей скромной персоне как глубокое уважение к военно-морскому флоту, старшему брату Степки, а стало быть, и самому мальчику.

– Как нет? А где же тогда больной находится?

– Нет, – Степка снисходительно посмотрел на Петровича и на напрягшихся стоящих рядом врачей, – стойбище само сейчас откочевало дальше. Их олени тут всю траву приели, теперь дальше отправились. А на том месте только три чума из бригады Слепцова остались. Так как сам бригадир заболел.

– Странно, – почесал переносицу Петрович, – а чего они до сих пор в чумах живут. Я слыхал, им дома собирались нормальные построить.

– Так дома эвенкам уже давно построили, – Степка махнул рукой куда-то позади себя, – вон там, на краю поселка стоят. Только не живут они там почти. Предпочитают по старинке – в чумах. Только зимой, когда очень холодно, они недолго живут в избах, и то не все. В основном старики.

– Ух ты, какой просвещенный парень. – Петрович с уважением посмотрел на маленького собеседника. – Хорошо, а ты можешь нас отвести к больному Слепцову в его чум?

– Я вас отведу, – бросилась вперед Марина, стоявшая неподалеку и прислушиваясь, как и все члены бригады, к диалогу Петровича и Степки.

– Нет, – строго отрезал Щедрый, останавливая ее порыв, выставив вперед руку, – а вы, любезная Марина, с девочками, – он посмотрел на сбившихся в кружок шушукающихся между собой медсестер, – пока доставите наше оборудование в амбулаторию и подготовьте помещение для операции. А мы, чтоб не терять даром время, с Петровичем и Аркадием Даниловичем прогуляемся до стойбища, или что там от него осталось. Петрович, возьми с собой санитарную сумку и проверь, чтоб все в ней было в наличии: капельницы, растворы там. Ну, не мне тебя учить.