– Все мы грешны, друг мой.

– Да, но по-разному. Божье наказание покарало мой дом, как никакой другой.

– Господь милостив, он услышит твои молитвы.

– Отец, посмотри на это дитя, мою несчастную внучку. Видишь, как она выглядит. Десять лет назад, когда мы гнали ракию, она подошла к котлу, и кипящее варево выплеснулось ей прямо в лицо. Она осталась навсегда обезображенной, кроме того, один глаз у нее не видит.

– Все мы в руках Господа, – я ожидал продолжения.

– Отец, это еще не все. Три года назад моя сноха, мать этой девочки, пасла скотину в поле, набежала страшная гроза, с громом и молниями. Она спряталась под деревом, и именно в него попала молния и убила ее на месте. Так несчастный ребенок остался без отца и без матери. А моя жена утопилась в колодце.

– Твой сын погиб на войне? – спросил я, предвидя его ответ.

– Если бы! – воскликнул человек. – Лучше бы он погиб за родину, тогда бы не навлек на нашу семью столько несчастий своим грехом.

– Так что же с ним произошло?

– Погиб на этом святом месте, когда взрывал церковь.

После этого признания мы оба замолчали. Теперь мне все было ясно, я сказал:

– Так значит, я убил твоего сына на этом месте.

– Не ты его убил, отец! Бог его убил!

– Нет, друг, Бог не убивает. Грешников убивает их грех.

– Отец, молю у тебя прощенья, что из-за него ты столько лет провел в тюрьме.

– Моли не меня, а Господа. Он великодушен, только он может прощать.

– Одурачили его безбожники, молодой был, своей головой не думал. Мы-то люди набожные, а он душу продал дьяволу, поверил коммунистам.

Наступила тишина. Нам больше нечего было сказать. Молча смотрели мы друг на друга, я, грешный Йован, и он, чей сын подложил динамит под церковь и этим довел меня до убийства. Человек рассказал мне, кто он и откуда, но я, доктор, не хочу сейчас называть его имя. Дай ему Бог покоя.

Хочу только напомнить вам, как при поступлении в больницу меня навестила женщина, хотя вы, скорее всего, это помните. Вам бросилась в глаза отметина на ее лице, а когда она вошла, вы остановили запись и вышли. Сейчас ей под пятьдесят, а в 1960 году она была девочка, пришедшая со своим дедом на пепелище церкви на Волчьей Поляне. Невинная жертва отцовского страшного греха, несмотря на обезображенность своего лица, вышла замуж, родила детей, но от бремени греха, совершенного отцом, она так никогда и не освободилась. Меня она тоже считала жертвой своего отца, выказывала мне особое почтение и часто молилась обо мне в церкви. Я глубоко сопереживал ее судьбе. В тот день, когда она навестила меня в больнице, я обещал вам рассказать о ней все, что знаю. Как раз это я сейчас и сделал.

А теперь, доктор, должен вам пожаловаться, что чувствую я себя очень плохо, гораздо хуже, чем раньше. Меня разрывают сильнейшие боли, а живот словно в камень превратился.

Хотите снова отправить меня на ультразвук? Хорошо, вам виднее, что еще можно сделать для того, чтобы я мог и дальше рассказывать вам о своем грешном житии на этом свете.

* * *

Плохо, доктор. Ночь была очень тяжелой, я глаз не сомкнул. Но будь что будет, все мы в руках Господа.

Говорите, результат исследования вызывает беспокойство? Не о чем здесь беспокоиться. Старая машина должна когда-то остановиться, никакой ремонт ей уже не поможет.

Не волнуйтесь, доктор. Вы для меня сделали все, что было в ваших возможностях, а человеческие возможности ограниченны. Мне бы только использовать последние минуты, пока мысли еще не остановились в моей голове, чтобы сказать вам две вещи, включите опять запись. Храм Огненной Марии в шестидесятых годах с помощью народа я опять возродил из пепла, уже в третий раз. И второе, в 1987 году, спустя тридцать лет после совершения мной преступления, церковные власти отменили мое наказание. Это случилось пять лет назад, когда, такой вот старый и слабый здоровьем, я бы все равно не смог провести какую-либо службу. А четыре года назад, в 1988 году, я принял постриг и стал иеромонахом. По имени великого святого, чье имя носит один монастырь в Сербии, я взял монашеское имя Прохор.

А сейчас, доктор, прошу вас, остановите запись, уже хватит. То, что я сейчас вам скажу, не для записи, это вообще не вписывается в историю моей жизни. Подойдите ближе, мне трудно говорить, и послушайте меня.

* * *

Доктор, я вас звал, мне нехорошо…

После смерти отца Прохора считаю себя обязанным обнародовать некоторые сведения о пребывании его в больнице, как и последующие события. По нашим данным, в больницу он поступил 14 августа, а умер 15 октября 1992 года. Сразу после госпитализации доктор Дабович его прооперировал.

Через несколько дней его состояние несколько улучшилось, прекратились рвота и тошнота, уменьшилась напряженность в верхней части брюшной полости. Он почувствовал себя бодрее и с удовольствием рассказывал о себе. С учетом его возраста, все это свидетельствовало об улучшении самочувствия, хотя не вызывало сомнений, что оно не может быть долговременным.

По прошествии полутора месяцев, то есть в начале октября, у отца Прохора появились признаки желтухи, что было угрожающим симптомом. Настроение его ухудшилось, он явно упал духом и больше был не в силах разговаривать, к счастью, свое сказание он практически уже довел до конца. В последние пятнадцать дней мы почти ничего не записали. За три дня до смерти он впал в кому.

Хочу напомнить, что после проведенной операции доктор Дабович установил со стариком настоящие близкие, дружеские отношения. Он часто заходил, слушал его рассказы, а меня убеждал не прекращать начатое, довести наше дело до конца. Мы оба были потрясены историей жизни этого старца.

Утром 15 октября сестра меня известила, что состояние отца Прохора резко ухудшилось. Я тотчас же прервал обход и поспешил в его палату, туда же подошел и доктор Дабович. Мы застали его в агонии. Не приходя в сознание, отец Прохор скончался в присутствии двух врачей, то есть нас с доктором Дабовичем, медицинской сестры и санитара, его родственника. Это был болезненный момент, мне казалось, что я потерял родного человека, что его смерть унесла часть моей собственной души. То оке происходило и с доктором Дабовичем.

После этого его тело было перенесено в больничную капеллу. Теперь передо мной стояла задача исполнить все обещания, данные мной ему перед смертью. Я должен был обеспечить перевозку его останков на родину и сообщить о его смерти монастырю, в котором он провел последние четыре года жизни. По его настоятельной просьбе требовалось похоронить его у стен той церкви, которую он трижды восстанавливал из руин.

В осенний день 1992 года на Волчьей Поляне собралось много народа. Это были в основном местные жители, которые собрались, чтобы в последний раз отдать ему дань уважения и благодарности за все, что он делал для них на протяжении всего нашего кровавого двадцатого века. В толпе я заметил «меченую женщину», о которой мне рассказывал отец Прохор. На похоронах присутствовал и доктор Дабович, который вместе со мной их организовывал. Отпевание провели три священнослужителя в сопровождении сельского хора. Все это время на груди покойного лежал его крестик, верный спутник всей его долгой и непростой жизни.