- Савелий, может и нам попытаться переманить пленных в отряд?

- Свиртил согласится, у него кроме халата ничего нет, за остальных не знаю, надо поговорить.

Сотнику предложение понравилось, увеличение войска за счёт рекрутов из пленных было обычной практикой в те времена. Этому помешать могли только две причины: пленному было, что терять дома, либо долг перед Родиной перевешивал все заманчивые предложения. Говорили с каждым по отдельности, показывали обмундирование, которое будет передано в случае перехода, денежное вознаграждение и кандалы в случае отказа. Пахом Ильич, нарочно, стоя возле палатки с ранеными, громко рассказывал о том, что у него есть покупатель на пленников из далёких жарких стран, где нет лесов, зато песок в изобилии.

Не знаю, что заставило раненых согласиться вступить в наше воинство, то ли рассказ о пленении их князя, у которого нет серебра, чтобы выкупиться самому, то ли сверкающие кольчуги, но результат был достигнут. Ненависти к своим бывшим врагам раненые не испытывали, тем более, что родственные связи между Западной частью Руси и литвинами были достаточно широки. Как потом выяснилось, бабка Велимира приходилась сестрой бабке Радивила, тот, в свою очередь, был двоюродным братом Подейко, взявшим в жёны младшую сестру Лося. В итоге наш отряд пополнился пятью новыми бойцами.

Следующие сутки мы разбирали завал на реке. 'Ежи' и затонувшие ладьи полностью перекрыли фарватер. Ладья Новгородца, как локомотив, стаскивала остовы разбитых кораблей с освобождённых от якорей дубовых брёвен. Работа нашлась и для похоронной команды, около тридцати утопленников были подняты со дна реки. Их похоронили в одной могиле, возле полянки, где уже покоились люди Швентарагиса. Насыпав общий курган, ребята Васьки Щуки сколотили крест из досок разбитых судов. С тех пор, то место и называется - Литовский курган.

В том, что Смоленск вот-вот будет освобождён, сомнений не было. Последний погибший солдат нашей войны у крепости был похоронен, пора было думать о живых. На ладью Пахома грузили не зеркала и ткани, грузили нечто более важное для настоящего момента - Хлеб.

Ильич уже давно не задавал вопросов, откуда берутся все товары и продукты. Столько вынуть из тайников невозможно, да и сохранность их всегда удивляла. А качество? Взять ту же муку, что и через сито просеивать не нужно, настолько хороший помол. И почему вместо неприхотливой славянской репы отдаётся предпочтение латинской капусте? Мысли крутились в голове, отказывая в правдивом ответе. Но в этот раз, видя свежеиспеченные караваи - а печь с утра ещё не топили - купец решился.

- Лексей, от лукавого или от Бога? - Пахом разломил свежий хлеб.

- А ты как думаешь, Ильич? - Говорить правду не хотелось, врать - и того больше.

'Думаю второе, ибо людей накормить хочешь, не требуя платы', - подумал про себя новгородец, хрустнул поджаренной корочкой и пошёл в сторону ладьи. Отсутствие ответа - тоже информация.

За два часа до этого разговора приплыл Яков, сообщивший на словах, что город свободен, но не слышно ни криков петухов, ни лая псов. Наёмники оставили детинец и, подпалив несколько строений, спешно двигались на запад, пытаясь унести награбленное добро. Столицу спасло от пожара чудо, в виде дождя. А то, что успело сгореть и так каждый год горело. Вторая часть послания исходила от Ермогена и была нацарапана на бересте. Зная принятые в эту эпоху сокращения, её смог прочесть лишь Пахом Ильич. Ярослав так и не вошёл в Смоленск, остановившись в пятнадцати верстах от городских стен, где устроил многодневную охоту. Кормить горожан было нечем, а портить репутацию героя-освободителя не хотелось. Администрацию города частично заменила церковь, но продуктов хватило только на одну раздачу, да и то, достались они лишь незначительному количеству народа. Так что мы сообразили вовремя.

Новгородская ладья, тащившая на буксире будущую лодку рыбака, наполненную продовольствием, причалила перед восходом солнца, в потёмках. Ратибор с Велимиром под предводительством Савелия остались охранять провиант, а Васька Щука, побежал собирать оставшихся в живых жителей Подола. Одетый для солидности в кольчатую броню, с каской на голове и с палицей на плече, Васька стучал в двери, будил жителей, кричал во всё горло: - Кашу будут варить прямо у причала, все желающие могут получить еду бесплатно! - и бежал дальше. Гомон нарастал по экспоненте. Сначала шум стал доноситься ближе к реке, затем перенёсся к стене, а совсем скоро забурлило и в самом городе. За это время Степанида указала, где сложить камни под казаны, куда дрова и кто натаскает воды. Впрочем, от добровольных помощников отбоя не было. Возле причала из вёсел и сетей создали буферную зону, куда складывали продукты. Через час прибежал Ермоген, упускать такой случай было непростительно, присутствие церковника при акте благотворительности давало огромный бонус церкви. Видя знакомые лица, священник пробормотал: - Вовремя подсуетился никеец, ох как вовремя. Встав в цепочку из людей, он стал передавать мешки с хлебом, а затем и вовсе оказался позади раздатчиков.

К невероятно огромному казану выстроилась очередь, подавая ёмкости, куда накладывалась ароматная каша и три-четыре куска мяса вместе с подливой. Степанида шурудила громадным половником, помешивая гречку, а справа от неё сидел Пелгуй, ловко разрезавший ножом с хитрой заточкой каравай хлеба пополам, с последующей передачей очередному голодающему.

- Савелию спасибо говорите. - Как бы про себя, еле слышно повторял мальчик.

Те, кто не расслышал Пелгуя, переспрашивал у соседей, и к полудню, когда был сварен шестой казан, а обессиленная Степанида отдыхала в тени на лавке, беседуя со своими подружками, по городу прошёл слух.

- Я сама, своими ушами слышала, 'мерькурьевцы' побили на реке литвинов, а теперь их воевода Савелий кормит весь город кашей с мясом и даёт хлеб. - Женщина с зелёным платком на голове подхватила горшок, накрыла сверху ржаной краюхой и потопала дальше, к своему дому. Её собеседница постояла с минуту, перекрестилась, подозвала свою дочку, отдала свой горшок с кашей, поискала глазами по улице, в поисках знакомых лиц, и...

- Это тот Савелий, который княжну в жёнки взял и казну рязанскую привёз.

- Да ты что...

- Вот тебе крест...

Если б сейчас в городе провести выборы в князья, то Савелий набрал бы сто процентов голосов. Будь у сотника человек пятьсот воинов, он бы рискнул, но время ещё не пришло. Был вложен только первый камень в ту кладку, которая принесёт Савелию славу Защитника Смоленска.

Ильич отправил двух приказчиков под руководством Евстафия прибрать в разгромленной лавке, сам же отплывал обратно, за новой партией продовольствия. После бесплатной раздачи каши было принято решение давать провиант в долг. Ермоген выделил двух писцов, которые на бересте будут записывать должников. Таким образом, выполнялась поставленная мной задача, узнать приблизительное количество горожан. Все, кто приходил за крупой, называли состав семьи, указывая имя главы семейства. Приезжать в Смоленск и рыться в архиве теперь не имело смысла. Стало понятно, почему произошла столь сильная нестыковка в данных по численности населения за тридцать девятый год. Большая часть горожан из-за голода покинули столицу. Кусочки бересты подшивались по дюжине в стопке и отправлялись в церковь Михаила Архангела. Евстафий же предварительно переписывал данные к себе в блокнот, для ведения бухгалтерии. Город насчитывал чуть больше двадцати тысяч человек вместе с детьми и стариками. За всё время было перевезено шестьдесят три тонны пшеничной крупы, шестьсот мешков с мукой, семьсот литров масла и двадцать пудов соли. Если б не возможность передохнуть в моём настоящем времени, загнулся бы. Последний раз, когда мне приходилось таскать мешки в подобном количестве, было восемь лет назад. Фура с сахаром застряла, из-за поломки не доезжая Севастополя, в воскресенье. С утра и почти до обеда я перегружал мешки с сахарным песком в восьмитонный КамАЗ. Спина ныла два дня, денег было в обрез, нанимать грузчиков не стал. Складская машина так и ездила взад-вперёд, подобно челноку, пока не перевезла весь сахар. Сейчас было проще с логистикой, полеты с грузом стояли прямо во дворе, зато объём...