Далинар похлопал большого жеребца по шее, заглянул в его непроницаемо-черные глаза. Конь казался пристыженным.

— Храбрец, ты не виноват, что сбросил меня, — мягко проговорил Далинар. — Я очень рад, что ты не сильно пострадал. — Великий князь повернулся к ближайшему конюху. — Дайте ему этим вечером побольше еды и две твердодыни.

— Да, светлорд. Но он не станет есть больше, чем следует. Мы пытались, но Храбрец не ест.

— Сегодня съест, — сказал Далинар, снова похлопав ришадиума по шее. — Он ест, только если понимает, что заслужил.

Молодой конюх смутился. Как и большинство остальных, он счи­тал ришадиума просто еще одной породой лошадей. По-настоящему понять, в чем дело, мог только тот, кого такой конь принял в качестве всадника. Это было похоже на ношение осколочного доспеха — совершенно неописуемый опыт.

— Ты съешь обе твердодыни. — Далинар ткнул пальцем в коня. — Ты их заслужил.

Храбрец беспокойно заржал.

— Заслужил, — настойчиво повторил князь. Конь фыркнул, успокаиваясь. Далинар проверил его ногу, потом кивнул конюху. — Сынок, хорошенько позаботься о нем. Я возьму другого, когда по­едем назад.

— Да, светлорд.

Ему нашли лошадь — крепкую серую кобылу. Он с особым вниманием забрался в седло. Обычные лошади казались ему очень хруп­кими.

Король выехал следом за первой группой войск в сопровождении Шута. Садеас, как подметил Далинар, пристроился позади — там, где Шут не смог бы его достать.

Мостовой расчет молча ждал, отдыхая, пока король и его свита не пересекут пропасть. Как и большинство мостовых расчетов Садеаса, этот состоял из разнообразного отребья. Чужаки, дезертиры, воры, убийцы и рабы. Многие, возможно, заслужили наказание, но то, каким жутким образом Садеас с ними расправлялся, выводило Далинара из себя. Сколько времени пройдет, прежде чем у него закончатся подходящие для мостовых расчетов ничтожества? И заслужил ли такую судьбу хоть один человек, пусть даже убийца?

В памяти Далинара против воли всплыл отрывок из «Пути королей». Ему читали эту книгу чаще, чем князь сказал Адолину.

«Я однажды увидел, как тощий человек несет на спине камень больше собственной головы. Незнакомец спотыкался от тяжести и был в одной лишь набедренной повязке, так что солнце жгло его кожу. Он продвигался по оживленной улице. Люди расступались перед ним. Не потому, что уважали, а потому, что боялись, как бы он на них не налетел. Когда видишь такого человека, сразу хочется уйти­ с дороги.

Монарх на него похож — он бредет по дороге, спотыкаясь, и несет свое королевство на плечах. Многие перед ним расступаются, но мало кто по доброй воле подходит и предлагает помощь. Они не хотят связываться с такой работой, поскольку понимают, что тогда обрекут себя на жизнь, полную лишних забот.

В тот день я выбрался из своей кареты и, забрав камень у этого человека, понес. Думаю, моих охранников это расстроило. Можно не обращать внимания на полуголого беднягу, занятого таким трудом, но никто не может не заметить короля, который взвалил на себя подобную ношу. Возможно, нам следует чаще меняться местами. Если станет ясно, что король готов разделить с беднейшими их груз, то, вероятно, кто-то захочет помочь ему с его собственным грузом, невидимым, но внушающим страх».

Далинар был потрясен тем, что вспомнил историю полностью, хотя удивляться нечему. Пытаясь разузнать смысл последнего послания Гавилара, он требовал, чтобы ему читали эту книгу почти каждый день на протяжении нескольких месяцев.

Он был разочарован, когда понял, что ясного смысла у оставленной Гавиларом цитаты нет. И все равно продолжал слушать, хотя и старался скрывать интерес. Репутация у книги неважная, и не только потому, что ее история связана с Сияющими отступниками. Рассказы о монархе, который трудится вместо чернорабочего, были не самой неудобной ее частью. Кое-где в ней напрямую говорилось, что светлоглазые по своему положению находятся ниже темноглазых. Это противоречило воринским доктринам.

Да, лучше о таком не распространяться. Далинар был искренен, когда сказал Адолину, что его не заботят пересуды. Но если слухи мешают защищать Элокара, значит они опасны. Следовало соблюдать осторожность.

Он развернул лошадь и направил ее на мост, а потом в знак благодарности кивнул мостовикам. В войске они занимали самое низкое положение, но при этом носили королей на своих плечах.

Семь с половиной лет назад

-Он хочет послать меня в Харбрант, — сказал Кэл, сидя на высоком камне. — Чтобы я там выучился на лекаря.

— Серьезно? — Лараль прохаживалась по валуну прямо пе­ред ним.

Она балансировала, раскинув руки, и ветер играл ее черными распущенными волосами, в которых блистали золотые прядки.

Необычные волосы. Но разумеется, еще более необычными были ее глаза — бледно-зеленые, яркие. Совсем не такие, как карие и черные глаза горожан. Все-таки светлоглазые сильно отличаются от простолюдинов.

— Да, серьезно. — Кэл тяжело вздохнул. — Он об этом говорит вот уже пару лет.

— И ты мне не сказал?

Кэл пожал плечами. Они с Лараль устроились на вершине груды валунов на востоке от Пода. Тьен, его младший брат, перебирал камни у подножия. Справа от Кэла, к западу, виднелся ряд невысоких холмов. По склонам протянулись лависовые поля с наполовину созревшими полипами.

Он чувствовал странную печаль, когда глядел на эти склоны со множеством погруженных в работу крестьян. Темно-коричневые полипы, вырастая, превращались в дыни, заполненные зерном. Под­сушенное, это зерно кормило целый город и войска их великого кня­зя. Ревнители, что посещали их края, старательно объясняли: Призвание фермера — благородное, одно из высших, не считая Призвания солдата. Отец Кэла бормотал себе под нос, что, по его мнению, больше чести в том, чтобы кормить королевство, чем в том, чтобы сражаться и умирать в бесполезных войнах.

— Кэл? — настойчиво спросила Лараль. — Почему же ты мне не сказал?

— Прости, я сомневался, что отец настроен серьезно. И решил промолчать.

Это была ложь. Он знал, что отец не передумает. Кэл просто не хотел говорить о том, что ему придется уехать и сделаться лекарем, — особенно обсуждать это с Лараль.

Она уперла руки в боки:

— Я думала, ты собираешься стать солдатом.

Кэл пожал плечами.

Девочка закатила глаза и перепрыгнула со своего валуна на тот, где сидел он.