— Оригинально, Ваше императорское величество. Какие-то универсальные кадры получатся. Не удивлюсь, что автор этих курсов сотник Аленин-Зейский? — произнёс Ванновский. — Наш пострел везде успел.

— Вы правы, Пётр Семёнович. У этого молодого человека удивительная способность придавать очевидному для всех новое более эффективное направление. И знаете почему, Пётр Семёнович?

— Почему, Ваше императорское величество?

— Его не связывают условности. Он не видит для себя ничего странного в том, что на курсах преподают офицеры и чиновники трёх или даже четырёх разных ведомств, которые обычно конкурируют друг с другом, — император сделал паузу, а потом жёстко продолжил. — А поэтому господа я требую, чтобы при расследовании последних покушений на моего сына не было никаких межведомственных дрязг. Все должны работать, как одно целое, прилагая все усилия. Я хочу знать, кто стоит за этими покушениями. И знать точно. Вы все поняли меня?

Сидевшие за столом дружно склонили головы.

— Пока новой информации не поступило, прервемся на обед, господа. Потом продолжим.

Я находился в рабочей комнате Гатчинского дворца перед кабинетом императора, ожидая его аудиенции. Вчера в стрелковую школу в Ораниенбауме, куда я был временно откомандирован, прибыл фельдъегерь с приказом прибыть на приём к Александру III. И уже больше получаса жду его в присутствии военного министра Ванновского, которому был в своё время представлен и группы генералов, с которыми не знаком. Все они уже рассмотрели меня, как невиданную зверюшку, и тихо вели между собой беседу. Я же стоя в отдалении от них, прикидывал, чего мне ждать от государя. Причин, по которым меня так неожиданно потребовали на ковёр, было две. Первая — неделю назад прошедшие в Ораниенбауме в присутствии императора испытания пулемётов Максима и Мадсена. Вторая — слухи, которые поползли при дворе о моих взаимоотношениях с Великой княгиней Еленой Филипповной Романовой, в девичестве принцессой Еленой Луизой Генриеттой Орлеанской.

В этот момент из кабинета государя вышел мой непосредственный начальник генерал Черевин и пригласил его превосходительств войти, мне же показал на стул и осуждающе помахал перед собой пальцем. Рабочая комната опустела, я же подойдя к стулу, плюхнулся на него и приказал себе расслабиться. Как в той пословице: «Если изнасилование неизбежно, то надо расслабиться и получить удовольствие». Незаметно для себя стал вспоминать события, которые произошли с момента последнего покушения на цесаревича.

Разговорить мадемуазель террористку, когда мы втроём вошли в комнату, не удалось. Девица молчала, изредка ругаясь на трёх языках. В обнаруженных при ней вещах, кроме интересных заколок, нашелся французский паспорт, приличная сумма денег, пригласительный билет и различные женские мелочи. Бал из-за смерти барона Корфа прекратили. Как-то не по-христиански танцевать, когда в комнате покойник лежит.

Машенька, слава Богу, легко отделалась, разбитые губы, сломанная челюсть и огромная шишка на голове. Через месяц была как новенькая, только незаметный шрам снизу челюсти говорил об её ошибке. А вот некоторые, я имею в виду казака Селевёрстова и казака Чупрова, которые отвечали за рукопашный бой в обучении агентов, получили от меня десять персональных занятий по системе Ли Джунг Хи и прокляли всё на белом свете. Да и с Филатьевой провёл пару занятий по «подлым ударам». Но это было позже.

В вечер же торжества по окончании бала и всю ночь трудились, не покладая рук и ног. Надо было установить, кто же такая Габриэль Мари Эстре, откуда она явилась, по чьей воле хотела убить наследника престола, кто за ней стоит. Дел было много. Для опроса населения подключили курсантов, организованной десять дней назад школы по подготовке разведчиков и контрразведчиков.

После ознакомления с моим проектом о создании на Дальнем Востоке специальной группы, которая будет комплексно работать, как по революционной деятельности, так и по шпионской, который цесаревич и барон Корф одобрили, отдел при канцелярии генерал-губернатора был создан. В него вошли восемь вольноопределяющихся, подпоручик и корнет. Не хватает на Дальнем Востоке офицерских кадров. Пришлось изворачиваться. Хорошо, что с вольноопределяющимися особых проблем не было. И проверить их было просто. Все местные жители, подноготную которых можно было узнать с момента рождения и до него.

С курсами обошлись малой кровью. Николай, как наместник Дальнего Востока, дал ход проекту полицмейстера Хабаровска Чернова по организации школы для нижних чинов полиции. Было выделено помещение, финансирование. Туда же воткнули и курсы. Тем более учителя были те же. Сборная солянка от всех ведомств. Банков, Савельев и его коллеги, доктор Любарский, начальник вновь созданного в полицейском управлении антропометрического и фотографического бюро Васильев и я. Программа обучения ещё создавалась. Основной упор был сделан на практику, благо все «учителя» были практиками, а не теоретиками.

Вновь созданную группу при канцелярии генерал-губернатора Приамурья в целях конспирации назвали «отделом по борьбе с контрабандой». И не зря. Уже через пять дней после выхода приказа наместника об изменении штатов канцелярии и организации курсов обучения, меня посетил Тифонтай с «разведочной миссией». Кое-что слил по местному криминалу, видимо о конкурентах, сообщил, что отправил информацию в Китай по моей сестре, а потом тонко в разговоре пытался узнать, что же это за новый отдел организован в канцелярии генерал-губернатора. Пришлось, «слить» чуток информации, доверительно сообщив, что готовятся чиновники и офицеры, которые будут бороться с контрабандным выловом морепродуктов в наших водах подданными других государств. Успокоенный Тифонтай ушёл, а я сделал очередную зарубочку в памяти по китайскому купцу, уже российскому подданному.

Вот этих ребят и кинули на опрос населения, раздав им в помощь фото мадемуазель Эстре. Пускай на практике отрабатывают свои минимальные знания, полученные за несколько занятий, и набираются опыта. Как написал великий Пушкин «опыт, сын ошибок трудных». Без ошибок и шишек на своей голове опыта не получишь. И лучше их получить на родной земле. На чужой результат может стать фатальным.

На утро следующего дня решили провести очную ставку Эстре и Белкова. И она дала результат. Сергей Иванович признал в террористке мадемуазель, которая проживала в том же пансионате, что и он при подготовке к покушению. Но кто она такая он сказать не может, так как их не знакомили. А знакомиться самостоятельно с кем-либо в пансионате и округе, им было строго запрещено. Несколько раз Белков видел мадемуазель в обществе «товарища Степана».

Савельев, который проводил очную ставку, вышел в коридор, довольно потирая руки.

— Силантьев, — позвал он одного из казаков, которые состояли при отделении жандармов. — Пулей летишь на телеграф. Передашь вот эту записку.

С этими словами штабс-ротмистр передал посыльному сложенный листок, а тот бегом направился на выход.

Увидев меня, Савельев улыбнулся и произнёс: