Нелегко было женщинам из «Европы» конкурировать в Батавии с экзотическими женщинами, но они хотя бы лучше оплачивались и были хозяйками своего тела. И хотя временами они злились друг на друга и состязались из-за очередного клиента, их соединяло нечто вроде дружбы. Флортье нормально чувствовала себя среди них, а грубые шутки и заразительный смех позволяли ее отбросить ощущение стыда и забыть брезгливость.

Встречаясь с Бетти и остальными женщинами, она легче забывала про чужие руки, которые мяли ее тело, груди, ягодицы, залезали между ляжек. Про чужие тела, худые, костлявые или тучные, еще крепкие или постаревшие и дряблые, покрытые мягкими, жесткими или щетинистыми волосками, которые терлись об ее тело, и про жесткие члены, разные по виду и все-таки одинаковые, которые раньше или позже вторгались в нее. Забывала про гримасы, смешные или пугающие, которые они корчили, про издававшиеся ими звуки – сопение, пыхтение, урчание, про шлепанье чужой плоти об ее собственную. Иногда у нее даже получалось забыть про запах пота и семени, едкий и кисловатый, иногда зловонный, слышный даже при дорогом одеколоне, и вкус чужой кожи, резкий, соленый, иногда сырный, когда от нее требовалось доставить мужчине удовольствие языком и губами. Такие запахи и вкус оставались в носу, на языке и на коже несколько дней, хотя она часто чистила зубы и полоскала рот, тщательно мылась и поливала себя духами.

– Но все-таки – я давно уже не зарабатываю деньги легко, – добавила Бетти и удобнее устроилась с блаженным вздохом. – Радоваться надо, что хоть что-то перепадает, – мрачно добавила она.

В эти дни в «Европе» было тихо: состоятельные господа сбежали от раскаленного ветра, дувшего на улицах Батавии, в прохладный Бейтензорг. Флортье терзала нечистая совесть, потому что она купила на прошлой неделе у «Табарди» два новых платья с соответствующими туфлями и шляпками, и это проделало большую дыру в ее бюджете. Она провожала взглядами элегантное ландо, которое уже в третий раз медленно проехало мимо «Европы»; из-за яркого солнца она видела лишь силуэты двух мужчин. Она надеялась, что Руди снова заглянет к ней на этой неделе. После того, как она осторожно показала ему, что ей нравилось и что не очень, а он проявил себя прилежным учеником, с ним стало весело, и в последний раз он даже подарил ей букет тропических лилий.

Громкие мужские голоса и слегка взвинченный смех заставили Флортье оглянуться. На веранду вошли четыре парня в сине-черных мундирах и с нарочитой небрежностью огляделись по сторонам. Флортье поскорее отвернулась и испуганно смотрела перед собой расширенными глазами.

– Что такое? – Бетти с любопытством вытянула шею.

– Ничего, – торопливо пробормотала Флортье, выудила из сумочки две купюры и бросила перед Бетти на стол. Она недовольно посмотрела на них. – Отдай официанту. Мне нужно уйти. Пока!

Флортье вскочила, схватила сумочку и выбежала через веранду на Ганг-Тибо; остановилась в тени дерева и стала обмахивать веером разгоряченное лицо. Она не сразу сообразила, но потом сомнений не осталось: это были четыре рекрута, которые в прошлом году плыли вместе с ней в Батавию на «Принцессе Амалии». Ей не хотелось, чтобы они узнали ее и то, чем она занималась.

На другой стороне улицы остановилась коляска, то же ландо, которое она видела до этого с веранды. С него слез китаец в черной шапочке, брюках прямого покроя и свободном пиджаке из черно-синей узорчатой ткани, блестевшей как шелк, и направился к Флортье.

– Простите, мадемуазель, – обратился он к ней с поклоном; длинная черная косичка упала на его плечо. – Мадемуазель голландка?

Флортье неохотно кивнула. Китаец улыбнулся, показав неровные, желтоватые зубы.

– Мой господин, – он кивнул на ландо, – просит мадемуазель разделить его одиночество. – Его голландский был почти безупречным, только слоги звучали слишком отрывисто.

Флортье покосилась на ландо, но ничего не увидела, кроме пары ног в серых брюках с аккуратно заглаженной складкой и начищенных до блеска ботинок под ними. И того, что тот человек надвинул шляпу на лицо.

– Что ваш господин предложит мне за это?

– Сто флоринов, мадемуазель.

У Флортье перехватило дыхание, но она постаралась не подавать виду и притворилась, что думает.

– Флер! Стой! Флер!

Она повернулась. Колыхая грудью, Бетти подбежала к ней, протиснулась между Флортье и китайцем, который тотчас смиренно отступил на пару шагов назад, и схватила ее за руку.

– Я увидела с веранды коляску и поняла, что она остановилась возле тебя, – прошептала она. – Не делай этого, не соглашайся!

– Почему? – удивленно спросила Флортье. Потом до нее дошло, и она посмотрела на китайца и на ландо. – Потому что он китаец?

– Да… нет… и это тоже! – пропыхтела Бетти и потянула ее за руку. – Пойдем!

– Он предложил мне сто флоринов, – прошипела Флортье. – Сто! – Она поспешно огляделась по сторонам. Если я сейчас сяду в ландо, об этом никто не узнает; а ты никому не рассказывай.

– Дело не в этом! – нетерпеливо настаивала Бетти.

– В чем же?

Голубые глаза Бетти покосились на ландо.

– Там… Там сидит нехороший человек.

Флортье засмеялась.

– Если думать о таких вещах, мы каждый день будем бояться уходить с веранды. – Она кивнула на ландо. – Ты его знаешь?

– Лично нет, – помолчав, ответила Бетти. – Но не слыхала о нем ничего хорошего.

Флортье хотелось послушать Бетти, ведь у нее огромный опыт, но ее манили деньги, которые ей так нужны.

– Что именно ты слышала?

– Флер, пойдем отсюда. – Бетти уклонилась от ответа и потянула ее за руку.

Флортье сощурилась; ее не оставляло ощущение, что Бетти просто завидует. Бетти догадалась, о чем думает Флортье, и недоверчиво покачала головой.

– Ничего со мной не будет, – наконец, бодро заявила Флортье и кивнула китайцу. – Я принимаю приглашение вашего господина.

– Пожалуйста, мадемуазель. – Он с улыбкой и протянутой рукой проводил ее к ландо и помог подняться в него, сам уселся рядом с кучером, и ландо немедленно тронулось.

Флортье высунулась наружу и с довольной улыбкой помахала Бетти. Та неподвижно стояла под деревом, скрестив на груди руки, словно ей было холодно.

Они вернулись на Нордвейк, переехали по мосту через канал Моленвлиет и направились вдоль по Рейсвейк. У Флортье почти не было времени, чтобы разглядеть мужчину, сидевшего с опущенной головой наискосок от нее. Он показался ей стройным, но не худым. Серый костюм был безупречно сшит из дорогой, легкой ткани, а когда внутрь коляски упал луч солнца, на жилетке заблестела цепочка карманных часов, а на манжетах – золотые запонки. У него были красивые руки, узкие, но сильные; они были спокойно сложены на коленях; пальцы все время крутили надетое на мизинец кольцо с черным камнем.

Вскоре ландо свернуло с Рейсвейк и подъехало к каменной ограде, за которой росли высокие деревья. Несмотря на то, что она храбрилась перед Бетти, Флортье с облегчением узнала в бунгало, на которые кроны деревьев бросали прозрачную тень, «Гранд Отель Ява». В этом благопристойном и престижном отеле с ней, конечно же, не случится ничего плохого.