с пола мое кружевное белье.

— Попробуй ее на вкус, — рычит он, запихивая влажные трусики ему в рот, пока Нокс пытается сопротивляться. — Раз уж ты так жаждешь этого.

Нокс бормочет какую-то бесполезную чушь, а Эроу зажимает ему рот ладонью, и мои влажные трусики оказываются у него на языке.

— Ты не говоришь о ней. Ты не прикасаешься к ней. Не думай о ней, мать твою, — рычит он, качая головой Нокса из стороны в сторону. — Понял? — он бьет его по лицу.

Нокс смотрит на него, и я чувствую, как напряжение в комнате меняется. То, что было игривой забавой, превращается в нечто более серьезное. Но к психотипу Эроу Нокс явно привык, потому что злобная улыбка, которую он бросает в его сторону, заставляет Нокса покачать головой.

— Оседлай его, Брайони, — обращается ко мне Эроу.

Я опускаю брови. Он это несерьезно.

— Не волнуйся, он останется в штанах, — говорит он. — Правда?

Нокс выплевывает трусы изо рта.

— Пошел нахуй.

— Она не пойдет, — самодовольно отвечает Эроу. — Но давай, куколка. Залезай на него.

Я застываю на месте, мои глаза мечутся между Эроу и Ноксом. Эроу обхватывает меня за шею, заставляя втянуть воздух, когда моя грудь подпрыгивает, а я чуть не спотыкаюсь на каблуках.

— Я сказал, садись на него, — требует он. — Покажи ему, чего он не может получить.

Он лижет мне лицо, упираясь лбом в висок, а затем снова поворачивает голову к Ноксу, и наши взгляды падают на него, лежащего на полу. Его грудь вздымается под расстегнутой рубашкой, очертание твердого члена виднеется под джинсами, когда он наблюдает за нами.

Ему нравится это извращенное дерьмо так же, как и нам.

Я поворачиваюсь лицом к Эроу, когда он ухмыляется своему другу. От его уверенного и самоуверенного взгляда мои бедра сжимаются. Он такой собственник. Такой токсичный. Он ежедневно лишает меня чувства феминизма, лишает меня необходимости делать что-либо, кроме как подчиняться его воле ради моего собственного больного и извращенного удовольствия.

Я лижу его шею, и он откидывает голову назад, позволяя это сделать. Я впиваюсь зубами в плоть возле его ключицы, оттягивая ее, пока кожа не лопается, и вижу красные бусинки крови, медленно образующиеся из маленького укуса. Его челюсть сжимается, и он тяжело дышит через раздувающиеся ноздри, зная, что боль делает с ним.

Он хватает меня за руку и грубо тянет вниз, пока я не оказываюсь верхом на его друге, который все еще в наручниках.

Не теряя времени, он снова наклоняет свой член, вжимаясь в меня сзади, пока мой клитор нависает над эрекцией Нокса, а руки удерживают меня на полу. Эроу толкает меня вниз, так что мои руки сгибаются, и мои груди трутся о голую грудь Нокса, а мой клитор упирается ему в живот.

— Ты извращенная сучка, — кричит Нокс, глядя на меня так, словно я деликатес, который он не может себе позволить. Он приподнимает бедра, вдавливая эрекцию под джинсами о мой клитор.

Эроу проникает глубоко, ворча сексуальным, надтреснутым тоном, удерживая себя там.

— Откройся, — говорит он, задыхаясь, когда я чувствую его пальцы по обе стороны от моего лица. — Покажи ему рот, который он хочет заполнить.

Я открываю рот, и два пальца из каждой его руки проскальзывают между моих губ, а он держит мои щеки широко раскрытыми, язык высунут, слюна течет по подбородку.

— Ей нравится, когда все ее дырочки заполнены во время траха, — злорадствует Эроу.

— Черт, — простонал Нокс, его глаза плотно закрываются, пока он продолжает тереться о мой клитор.

Демонстрация этого прямо напротив явно убивает его.

Эроу ослабляет хватку, кладет два пальца мне на язык и держит их глубоко, пока я пытаюсь дышать. Он вытаскивает их, когда я кашляю, пытаясь отдышаться, моя киска судорожно сжимается на твердом члене, а мои слюни стекают на грудь Нокса. Он шлепает меня по лицу, а затем берет за бедра и снова начинает грубо входить в меня.

— Ты заслужила это, детка, — стонет Эроу, судя по его прерывистому тону, он был явно близок к концу. — Моя грязная девчонка. Ты готова к еще одному?

Его скользкий толстый член неустанно толкается в меня, а я лежу плашмя, облокотившись на Нокса, и трусь о его твердый ствол. Трение моего чувствительного пучка нервов о его член, в то время как другой заполняет меня, вызывает во мне грязные и безумные желания.

Желания, которые заставляют меня чувствовать себя свободной и дикой от первобытной потребности.

— Черт, я сейчас кончу на себя. — Нокс ворчит, его голова клонится к груди, прежде чем она падает обратно на пол, а с губ срывается тяжелый стон.

Почувствовав свидетельство его неохотного освобождения, я впадаю в очередной оргазм от унизительности происходящего, взрыв проходит через меня, когда мои бедра вздрагивают, а пальцы ног скрючиваются сами собой. Нокс завороженно наблюдает за моим лицом, видя, как каждый ангел покидает мое тело, пока я кричу и задыхаюсь.

Вскоре за мной следует и Эроу, выходя из меня, его руки дрожат, пальцы впиваются в кожу моих бедер, когда он крепко притягивает меня к своему тазу.

Мы все выравниваем дыхание, прежде чем Эроу наконец вырывается, и я чувствую, как из меня вытекает смесь нашего освобождения и капает на Нокса под нами. Оглянувшись через плечо, я вижу, как он вытирает свой полуэрегированный член о бедро Нокса, обтянутое джинсами, продолжая унизительные игры.

Помогая мне вернуться в платье и натянув штаны, Эроу грубо хватает меня за лицо, сжимая щеки, пока мои губы не разойдутся. Он плюет мне в рот, смазывая мой язык своей слюной, а затем засовывает свой язык мне в рот и целует меня с неистовой страстью, не свойственной этому миру.

Наши губы расходятся, и мы оба задыхаемся, прижавшись друг к другу лбами, а мое тело покрыто его краской, пачкая меня так, как это делает он.

Я тону в нашей дисфункции. Живу ради хаотичных мечтаний о будущем, наполненном обещаниями темноты и бесконечной одержимости. Если это смерть, то я больше никогда не хочу видеть свет жизни.

Достав из кармана ключ, он бросает его на обнаженную грудь Нокса, продолжая смотреть на меня, в его взгляде — одержимость и обладание.

Если для него это был тест на доверие, то он его провалил. Если что и было, так это то, что он продемонстрировал, насколько безумно он ко мне привязан и что мысль о том, что кто-то может прикоснуться к тому, что принадлежит ему, полностью исключена. Но наши планы по разрушению этого института