Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рис. 27. На крайнем правом изображении левому (речевому) полушарию человека показывают яблоко, он его и видит, и может сообщить об этом.
На изображении слева человек отрицает, что что-то видит, хотя его правое полушарие видит молоток. И в самом деле видит, потому что, если попросить человека взять левой рукой то, что он видит, он берёт именно его.
Как же модифицировал эксперимент Майкл Газзанига?
Поскольку у испытуемых было два самостоятельных (разделённых) полушария, он решил показать им одновременно два разных предмета (изображения) и затем сделать следующий выбор — один правой рукой, другой — левой.
Итак, Газзанига показывает правому полушарию расщеплённого мозга заснеженную улицу, а левому — куриную лапу.
Испытуемый видит и то и другое, но осознаёт только то, что видит левое полушарие, — на вопрос: «Что вы видите?» — он отвечает: «Куриную лапу».
Теперь Газзанига просит его выбрать одну карточку из лежащих на столе правой рукой, а другую — левой.
Правая рука, которая контролируется левым полушарием, выбирает картинку с петухом. Что в целом вполне логично — тут лапа, тут петух.
Однако левая рука выбирает лопату (рис. 28)…
Рис. 28. Схема классического эксперимента Майкла Газзаниги на расщеплённом мозге.
— Интересно, — говорит Газзанига. — Про петуха понял, а почему вы выбрали лопату?
Почему испытуемый выбрал левой рукой, которая контролируется правым полушарием, лопату, понятно: это его полушарие видело заснеженную улицу, и из предложенных вариантов лопата, очевидно, самый подходящий — для чистки улицы.
— Лопату? — удивляется сам испытуемый. — Э-э-э… Ну понятно почему — курятник чистить!
Итак, что мы имеем?
• Испытуемый на сознательном уровне видит только одно изображение — куриную лапу,
• однако его мозг, точнее его правое полушарие, видит ещё и заснеженную улицу,
• логично выбрать петуха для куриной лапы и лопату для заснеженной улицы. Так и поступает мозг испытуемого.
Но когда экспериментатор спрашивает испытуемого — то есть обращается к его сознанию — о мотивах выбора, то тут возникает проблема.
Сознанию испытуемого заснеженная улица была недоступна, а вот действие — выбор рисунка с лопатой — он сделал и понимает, что сделал.
Как теперь ему это самому себе объяснить?
И да, вуаля — объяснение и в самом деле придумывается.
Почему я выбрал лопату? Ну, наверное, чтобы чистить курятник, в котором живёт петух. Возможен же такой вариант? Возможен. Что ж, блестяще!
Майкл Газзанига приходит к выводу, что левое полушарие, кроме речевого центра, содержит в себе и своего рода центр речевой интерпретации, который позволяет человеку спрятать от самого себя «нелогичность» его даже логичного на самом деле поведения.
Кстати, то, что такой интерпретатор в левом полушарии существует, предположил ещё великий канадский нейрохирург Уайлдер Пенфилд, которого мы уже с вами вспоминали в связи с его «гомункулусом».
И более того, даже определил его место — как раз в пространстве между центрами Брока и Вернике (рис. 29).
Рис. 29. Знаменитое сделанное Уайлдером Пенфилдом на доске в лекционном зале изображение мозга с областями интерперативной коры: в левом полушарии — по соседству с речевыми центрами, в правом — в этой же области височной доли, но без контакта с речевыми центрами.
То есть всё это уже дела по большому счёту давно минувших дней. Почему же мы так подробно этот вопрос рассматриваем?
Давайте мы на мгновение забудем, что испытуемые, с которыми работали Сперри и Газзанига, и в самом деле имели что-то вроде двух самостоятельных полушарий.
Представим себе, как выявленные в процессе этих исследований феномены работают на здоровом мозге — при сохранном мозолистом теле.
Очевидно, мы сможем сделать три важных вывода.
• Во-первых, полученные данные показывают, что правое и левое полушария имеют свои собственные системы обработки поступающих в них сигналов.
Оба справляются с задачами, словно бы им себя для этого достаточно, а напарник — это так, совещательный орган (не будь мозолистого тела, они и без него справятся).
• Во-вторых, сознание и понимание — это не одно и то же. Правое полушарие тоже понимает и ситуацию, и задачу и может осуществить необходимое действие, хотя на сознательном уровне человек может быть (не будь у него мозолистого тела) даже не в курсе того, что происходит в этой части его собственной головы.
Проще говоря, понимание может быть и неязыковым, а то, что мы знаем сознательно, — вовсе не всё, что мы знаем на самом деле.
• В-третьих, правое полушарие, даже не обладая центрами речи, понимает язык, но человек не осознаёт того, что знает его правое полушарие.
По причине отсутствия в нём речевых центров правое полушарие, судя по всему, воспринимает реальность (информацию), с которой имеет дело и левое полушарие, как-то по-другому, по-своему, специфическим образом.
Вполне очевидно, что перед нами два самостоятельных зеркала — то есть они работают с одной и той же реальностью (информацией) двумя разными способами и «смотрятся» друг в друга через мозолистое тело (в то время как другие комиссуры — передняя, задняя, гиппокампальная и др. — связывают их не только друг с другом, но и с подкорковыми структурами).
Что ж, теперь нам надо понять, в чём же особенность реальности, создаваемой в этих двух — «правом» и «левом» — зеркалах мозга.
ПОГОВОРИ ХОТЬ ТЫ СО МНОЙ…
Когда я пытаюсь в рамках своих публичных выступлений спорить с наивными, но устоявшимися в массовом сознании заблуждениями об аналитичности левого полушария и о творческой, креативной природе правого, я частенько говорю, что правильнее было бы называть левое полушарие языковым, а правое — неязыковым.
Впрочем, это тоже очень и очень грубое упрощение. Если вы посмотрите, как с этим же межполушарным мифом борются мои уважаемые коллеги, то увидите:
• кто-то придерживается той же стратегии разоблачения массовых заблуждений на эту тему, что и ваш покорный слуга, и делает упор на функцию речи,
• другие считают важным акцентировать обобщающую функцию левого полушария и склонность к детализации, присущую правому полушарию,
• третьи говорят, что левое полушарие отвечает за знакомое, понятное, а правое — за всё новое, необычное и нестандартное (об этом мы поговорим чуть позже).
И все правы, хотя раз так, то получается, что и отчасти. Всё это неудивительно, потому что, во-первых, наш мозг работает как единая система, а «расщеплённый мозг» — это мозг травмированный, а поэтому всякая специализация полушарий компенсируется в норме взаимодополнением их функций. Во-вторых, сами по себе эти различия, эта «специализация» касаются очень тонких вещей, буквально нюансов…
Как бы там ни было, сейчас мы говорили о языке и речи и выяснили весьма парадоксальную вещь: хотя