выдающихся учеников Александра Романовича Лурии — Элхонон (Николай) Голдберг, эмигрировав в своё время из СССР, стал профессором Нью-Йоркского университета, возглавил Институт нейропсихологии и познавательных процессов, а также написал целый ряд совершенно замечательных, на мой взгляд, книг о работе мозга — в частности, о его старении, например, или креативности.

Именно в книге о феномене креативности Голдберг обращает внимание читателя на важность взаимодействия между «передним» и «задним» мозгом (а также между «правым» и «левым») с точки зрения творческого процесса, точнее — процесса созревания творческой мысли.

Вот как он это описывает.

Прежде всего, для рождения оригинальной творческой идеи нам необходимо пережить подготовительный этап интенсивной гиперфронтальности, когда мы сознательно и целенаправленно раздумываем над какой-то проблемой.

«Творческий процесс, — пишет Элхонон Голдберг, — обычно начинается с сознательной идеи о том, чего требуется достичь, идеи пока ещё смутной и неопределённой».

Но лобные доли не креативны сами по себе, поэтому за этой гиперфронтальностью, говорит Голдберг, должна следовать фаза гипофронтальности — когда, заряженный посылом «переднего мозга», «задний мозг» отпускается восвояси «поблуждать».

«Даже в том случае, — пишет он, — когда субъективно кажется, что идея "появилась ниоткуда", она появляется в подготовленном мозге. <…> Когда наступает гипофронтальное умственное блуждание, оно почти что буквально "заполняет пропуски". Находятся пути между изначально не связанными точками отсчёта в мозге, которые сформировались ранее, во время состояния гиперфронтальности»8.

С точки зрения технологии «целенаправленного мышления», о которой вы, возможно, знаете из моей книги «Чертоги разума», речь идёт о формировании определённой информационной доминанты, предполагающей, с одной стороны, сбор фактов о проблематике, а с другой — рассмотрение отношений между ними.

В другой своей книге «Парадокс мудрости» Элхонон Голдберг напоминает о традиционном различии функций «дескриптивного» и «предписывающего знания»:

дескриптивное знание — это знание о том, как устроен фактический, реальный мир, как в нём существуют вещи,

предписывающее знание — это знание не о данности, а о том, как нечто должно быть (его ещё называют «знанием о требуемом образе действия»)19.

Если совсем просто, то первое — это знание о том, как и что происходит в мире, а второе — это то, каким мы хотим его видеть, как добиться соответствия реальности нашим желаниям.

Поэтому неудивительно, что лобные доли отвечают у нас за предписывающее знание, а теменновисочная область — за дескриптивные (рис. 20). Первые говорят нам о том, каким они хотят видеть будущее, вторые — о том, каково обычное положение дел.

В этой взаимосвязи — отражении «переднего» и «заднего мозга», дескриптивного и предписывающего знания (грубо говоря — того, что есть, и того, куда это «есть» следует привести) — и формируется наше видение реальности.

Рис. 20. Жёлтым цветом показаны области «дескриптивного знания» по Э. Голдбергу, а синим — области, соответственно, «предписывающего знания».

Элхонон Голдберг строит в связи с этим очень интересное предположение, основываясь на концепции «сетевой динамической системы связей» (СДСС) Эми Арстейн из Йельского университета20.

Суть СДСС в том, что связи между нейронами внутри той или иной нейронной сети могут меняться без изменения её анатомической архитектуры.

Отношения между связанными нейронами как бы перенастраиваются в зависимости от задачи, создавая быстрые и неустойчивые функциональные нейронные комплексы на молекулярном, а не на синаптическом уровне.

Попытаюсь объяснить это на пальцах:

• нейроны связаны друг с другом синапсами — это анатомическая связь, обеспечивающая долговременную память, и она, понятное дело, достаточно жёсткая,

• однако, если нам нужно сделать что-то в моменте, нам необходимо использовать долговременную память, адаптируя её к актуальной ситуации,

• и вот предполагается, что эта адаптация устойчивой сети к ситуации происходит не через анатомическую перестройку, что долго и затратно, а за счёт изменения чувствительности отдельных синапсов к нейромедиаторам.

В результате анатомически сеть вроде бы та же самая, однако же вести она себя может по-разному в зависимости от того, как динамически изменились силы связей внутри неё.

То есть она в каком-то смысле реагирует, как скрипичная струна: перемещаешь палец по грифу — и звук меняется.

Идея Голдберга состоит в том, что передняя и задняя области мозга способны обмениваться вот такими «фантомами» (этими разными «звуками»), проецируя их друг в друга с помощью специфических пирамидных клеток III слоя дорсолатеральной префронтальной коры головного мозга.

Отличаются эти клетки тем, что у них очень длинные аксоны, которые способны соединять отдалённые части мозга, а также длинные апикальные дендриты, богато усеянные дендритными шипиками (их здесь в 23 раза больше, чем у аналогичных клеток зрительной коры, и, например, в два раза больше, чем у таких же клеток в лобных долях макак).

В результате, предполагает Голдберг, в основе нашего сознания лежит следующий механизм: «стабильная сеть, соединённая синапсами, активируется в задней ассоциативной коре, временно "копируется" (или «отражается». — А. К.) в этой отдельной сети и воспроизводится в СДСС лобных долей»2!.

Этот механизм Голдберг, как я уже сказал, называет «лобным фантомом», или ещё «лобным резонансом»: когда «изображение» (некий мыслительный образ), созданный в «заднем мозге», проецируется в лобные доли. Именно это, по мнению Голдберга, и вызывает эффект гиперфронтальности — по сути, перегрузки передних отделов мозга образами и мыслями из задних его отделов.

Таким образом, Элхонон Голдберг замечательно объединяет в своём анализе и работу дефолт-системы мозга, создающую мысли на досознательном уровне (преимущественно в теменных долях), и работу центральной исполнительной сети, позволяющую нам осознать эту мысль в лобных долях, а также теорию «глобального рабочего пространства», о которой мы с вами уже говорили.

Это смелая и красивая гипотеза, которая, как говорит сам Голдберг, открывает ящик Пандоры наших представлений о сознании.

Однако, на мой взгляд, мы имеем дело со значительно более общим процессом — не просто с эффектом осознания, но с феноменом постоянного, непроизвольного производства психического содержания за счёт столкновения двух версий реальности, создаваемых лобной корой и задним мозгом, их столкновением и неизбежным после этого редактированием.

Маятник нашей психической деятельности раскачивается между «передним» и «задним» мозгом в поисках равновесия. А недосягаемость этого состояния делает нашу интеллектуальную работу постоянной.

Но вернёмся к нашим пациентам, страдающим психотическими расстройствами, и в частности шизофренией. Как нарушается работа их внутреннего «маятника», из-за чего они теряют естественную связь с реальностью и подменяют её продукцией собственной психики?

Для того чтобы понять это, нам надо ещё чуть-чуть расширить наши знания о картировании мозга и функционале различных его областей.

В частности, я сейчас имею в виду так называемые сети контроля внимания, которые были описаны профессором и заведующим отделения неврологии Медицинской школы Вашингтонского университета в Сент-Луисе Маурицио Корбеттом.

Прежде я уже рассказывал о так называемой сети выявления