– Шуб-Ниххурат! – возопил дядечка в тиаре, и остальные дружно рухнули на колени.

– Перешли на другой язык, мне незнакомый, – заметил коллега. – Ой…

Последний возглас ознаменовал то, что пламя костра странным образом заколебалось, выпустило множество отростков и стало напоминать дерево. Закачались листья на раскинутых в стороны ветвях, и огненный ясень превратился в козлоподобную фигуру.

Витые рога, оскаленная пасть, иглы на спине – все это мы проходили.

Шуб-Ниххурат, Черный Козел Лесов, один… или одна, если судить по грудям, из Властителей Древности.

– Как такое возможно? Это что? – бормотал Харальд, а фигура из пламени открывала пасть, размахивала конечностями и благосклонно кивала. – Как можно обмануть камеру?

– Ты видишь то, что существует на самом деле, – сказал я. – Потом мы тебе объясним, что к чему. А сейчас просто смотри, слушай и переводи, если они вернутся к языку Ибсена и Тура Хейердала.

Коллега сглотнул, посмотрел на меня с удивлением, но паниковать перестал.

Шуб-Ниххурат сгинула, и дядечка в тиаре взвизгнул: «Затогуа!», да так, что эхо пошло гулять по пещере. На смену козлиной фигуре пришло нечто бесформенное, похожее на жабу, утыканную многочисленными рогами, и я вспомнил рассказ старого ребе о черном подземном мире под названием Н’Кай, откуда явился к нам этот холодный и осклизлый Древний.

Повернулась уродливая голова, мигнули глаза из зеленого огня, лапа с жезлом поднялась в благословляющем жесте, и чудовищное божество сгинуло, рассыпавшись на тысячи искр.

Затем они призвали Хастурра, Владыку Межзвездных Провалов, напоминавшего двухголовую птицу со змеями вместо лап, и главный из адептов ЦСВ о чем-то долго с ней беседовал на странном щелкающем наречии, звуки которого вызывали желание побыстрее зажать уши.

Пташку сменил Нуаденс, Повелитель Великой Бездны, немного похожий на мастера Йоду из «Звездных войн», маленький, скрюченный, но при этом с огромной акульей головой, украшенной нелепой бородой и двумя парами то ли крылышек, то ли ушей по бокам.

Явившийся следом Ньярлатхотет, наиболее человекоподобный из всей этой гнусной компании, стройный и изящный, облаченный лишь в высокую шапку, неожиданно заговорил на нюноршке.

– Четыре дня от сего, – изрек он, и Харальд торопливо перевел это на английский. – Затем звезды уйдут из благоприятных положений, и придется ждать следующего шанса, а он представится только через сто лет.

– Да, о великий, – дядечка в тиаре отвесил поклон до земли, а прочие ребята и девчата из Церкви Святой Воды простерлись ниц.

Ньярлатхотет улыбнулся и сгинул, и вся пещера вздрогнула.

Азарот, Потаенный Хаос, явился под аккомпанемент ужасающих звуков – воя и визга, хлестнувших из динамиков ноута. Я невольно поежился, Ангелика буркнула что-то по-немецки, а Антон воскликнул: «Ну, надо же!».

И я готов был его поддержать.

Этот тип, прозванный еще Султаном Песка, не имел какой-то постоянной формы, он менялся, перетекал из облика в облик, и объединяло эти облики только одно – кошмарность. Лица, лапы, ноги, сердца и желудки, когти и щупальца, рты и уши – все это появлялось и исчезало, и казалось, что столб зеленого пламени бьется в истерике.

– Какой красавчик, – заметил я. – Да-а, тем, кто ему поклоняется, не позавидуешь – статую не забабахаешь, икону не нарисуешь, а при личной встрече рискуешь получить инфаркт и маразм.

– А другие, что, лучше? – Ангелика хмуро посмотрела на меня, и мне пришлось признать, что она права.

Все эти «боги», давно сдохшие ублюдки, были мерзки, злобны и ужасны.

Пообщавшись с Азаротом, забравшиеся в пещеру типы начали взывать к Йог-Соготу, и тот не замедлил явиться: облакоподобный, с толстыми слоновьими ногами и человеческим лицом на спине. Этот тоже принялся вещать на норвежском языке, но понес такую муть, что даже на физиономии жреца в тиаре отразилось недоумение, а бедный Харальд и вовсе вспотел.

– Я раскрыт… мир повернут… исторгнуть чрево… мертвое восстанет… злоба изольется… три на пять… семь жизней, – переводил коллега, даже пытаясь подражать гулкому трубному голосу. – Ущербный светоч… отсечь головы… то, что странствовало, станет постоянным…

Произнеся эту речь, Йог-Согот зубасто улыбнулся и исчез.

– Сейчас к Кхтул-лу обратятся, – сказал я. – Только он остался.

Но мой прогноз не сбылся.

Дядечка в тиаре и его помощники начали кидать в костер некий черный порошок, отчего из пламени повалил серый дым, а прочие адепты ЦСВ вскочили на ноги и похватали рюкзаки.

– Это бред, – убежденно проговорил Харальд, когда из темного провала, что тянулся вдоль одной из стен, вылетела тварь размером с лошадь и опустилась на пол пещеры.

Она напоминала одновременно крота, летучую мышь и муравья. Черное, покрытое мехом тело опиралось на членистые лапки, которых было то ли десять, то ли двенадцать. Хлопали огромные кожистые крылья, а с их кончиков медленно стекала тягучая белесая слизь.

Дядечка в тиаре взмахнул рукой, и светловолосая женщина, совсем еще молодая, забралась монстру на спину. Тот зарычал, очень изящно поднялся в воздух и сгинул в том же провале, откуда явился.

На смену ему оттуда поднялся второй.

– Вот почему они отпустили катера, – сказал я. – У них особый способ транспортировки, и свои «лошади»…

Адепты Церкви Святой Воды без страха забирались на крылатых уродов, и те уносили их в темную бездну. Костер догорал, столб зеленого пламени делался все ниже, и мрак сгущался в пещере на полуострове Корснес.

Жреца в тиаре унес на себе особо крупный монстр с белой головой, и в подземелье стало пусто.

– Что это такое было? Откуда взялись эти… животные? И что происходило с огнем? – дрожащим голосом, но вместе с тем достаточно требовательно спросил Харальд. – Вы должны мне объяснить!

И белокурая бестия, и даже не владеющий английским худред посмотрели на меня – понятное дело, когда надо трепать языком, вешать лапшу на уши и пудрить мозги, всем нужен Пат.

– Это долгая история, – начал я задушевным голосом психиатра, собравшегося поведать пациенту о том, что тот чуток свихнулся. – И вряд ли она тебя порадует, зато точно духовно обогатит.

История и вправду оказалась длинной, вот только коллега не пожелал «духовно обогащаться». Выслушав мой рассказ про магию, Властителей Древности и их поныне здравствующих последователей, он нахмурился и с решительностью настоящего викинга заявил:

– Ерунда. Все это противоречит научной картине мира и существовать не может.

– Но ты же сам видел вещи, которые в эту самую картину мира не вписываются, – сказал я.

– Возможно, у нас были галлюцинации, – осторожно предположил Харальд. – Или мы стали жертвой изощренной мистификации. Современные технологии позволяют создать какое угодно изображение. Поэтому наши камеры в пещере могли обмануть, дать нам ложную картинку, показать то, что не существует в действительности.