Это был последний шанс Громыко сказать «нет». 29 июня Горбачёв сместил Громыко с поста министра иностранных дел и сделал его председателем Верховного совета. Громыко, возглавлявший МИД двадцать восемь лет, был носителем старого мышления — представления о мире как о столкновении двух противоположных лагерей, — которое Горбачёв собирался разрушить. Затем Горбачёв поразил всех, назначив министром иностранных дел грузинского партийного лидера Эдуарда Шеварднадзе. «Это было как гром среди ясного неба», — вспоминал Черняев.[416] Шеварднадзе, который сделал карьеру в Грузии, разделял представления Горбачёва о бедности центральной России. Они выделялись на фоне других руководителей страны — у них не было опыта работы в тяжёлом машиностроении или ВПК.[417] Шеварднадзе был не слишком знаком и с дипломатией, однако он был политиком и пользовался доверием Горбачёва. Шеварнадзе избрали членом Политбюро. На том же заседании Горбачёв поручил ленинградскому партийному чиновнику Льву Зайкову курировать ВПК. Катаев был одним из ключевых сотрудников Зайкова. «В этой области нашей работы много препятствий, — сказал Горбачёв. — Нам нужно разобраться с этим».[418]

Черняев говорил, что советская пропаганда была настолько затхлой, что никто в неё не верил, «и в этом были корни тупика в Женевских переговорах. Переговоры требуют революционных подходов, точно таких, какие Горбачёв продемонстрировал в Ленинграде… Вопрос в том, что хватит переливать из пустого в порожнее, ведь гонка вооружений вот-вот вырвется из-под контроля».[419]

***

В начале лета 1985 года, как раз тогда, когда Горбачёв вступил в должность, начальники, разработчики и конструкторы спутников, ракет-носителей, радаров и лазеров представили ему на одобрение новый грандиозный план — проект советских «звёздных войн». Этот план появился спустя два года с того момента, как Рейган объявил о своей Стратегической оборонной инициативе. Он должен был ускорить движение СССР по траектории холодной войны, по пути предшествующих десятилетий — постоянного столкновения и соревнования двух миров.

С 1984 года советское руководство всё больше тревожила мечта Рейгана, и тот дал им массу поводов для беспокойства. В речи на своей второй инаугурации в начале 1985 года Рейган в красках описал программу, назвав её глобальным щитом, который сделает ядерное оружие бессмысленным. «Я одобрил исследовательскую программу, которая позволит нам в случае успеха создать щит, который уничтожит ядерные ракеты до их приближения к цели, — сказал он. — Он не будет убивать людей. Он будет уничтожать оружие. Это не будет милитаризацией космоса, это поможет демилитаризовать арсеналы Земли. Это сделает ядерное оружие ненужным».

КГБ же сделал своим главным приоритетом сбор данных об американской «политике милитаризации космоса». Так называлась десятистраничная директива, выпущенная три с половиной недели спустя после речи Рейгана. Советским разведчикам было приказано собирать информацию о всех возможных американских программах размещения в космосе тех или иных систем для ведения обычной и ядерной войны. От них потребовали следить за использованием американских космических челноков для размещения оружия и попытками создать орудие для уничтожения спутников. И они получили подробные инструкции: изучать Стратегическую оборонную инициативу. В инструкциях были и детали, позаимствованные из газет, вроде бюджета рейгановской программы и её общего направления; и всё это сочеталось с изрядной дозой скептицизма и страха перед неизвестностью. Что, если программа Рейгана так и не заработает? А может, у неё есть скрытая цель? КГБ очень желал знать, говорилось в инструкции, каковы в точности планы администрации Рейгана, как они развиваются, а также каковы цели, даты и ожидаемые финансовые вложения. КГБ хотел знать, каких технических результатов добились американцы в ходе испытаний — можно ли было сбить ракету с помощью «кинетического оружия», например, ударить по ней другой ракетой? И каковы намерения администрации Рейгана в отношении переговоров? Не были ли «звёздные войны» на самом деле «крупномасштабной операцией по дезинформации», чтобы принудить советских переговорщиков к уступкам?[420]

На Москву обрушилась лавина новой информации, и кипы документов попадали на стол к Катаеву. Он заметил, что разведчики ленивы и пассивны: зачастую они посылали в виде разведданных подборки газетных статей. Катаев сообразил, что советские агенты и военные аналитики больше всего боялись недооценить серьёзность угрозы — так что они её переоценивали. Никто не мог обоснованно утверждать, что программа «звёздных войн» не заработает, и агенты докладывали, что её функционирование вполне возможно. Шпионы наводнили систему сообщениями об угрозе, и в скором времени военно-промышленный комплекс стал ускоряться, готовясь к борьбе с этой угрозой. С 1985 года и до конца десятилетия, вспоминал Катаев, каждый день в его кабинете в ЦК оказывалось около десятка телеграмм по военно-политическим и техническим вопросам. Из них 30–40 % относились к «звёздным войнам» и противоракетной обороне. Катаев задумывался: не намеренно ли американцы «сливают» информацию?[421] За два года после рейгановских заявлений Стратегическая оборонная инициатива так и не дошла даже до стадии чертежей; оставаясь, по большому счёту, мечтой, она завладела вниманием советского руководства.

Проект советских «звёздных войн» означал бы огромные субсидии конструкторским бюро, институтам и оборонным заводам. Многие их работники и так уже жили в более комфортных условиях, чем остальные граждане. Как будто, вспоминал Катаев, охотничья собака учуяла новую дичь. К лету 1985 года военное начальство подготовило обширный план советской противоракетной обороны. Согласно записям Катаева, были предложены две «зонтичные» программы, и каждая включала множество проектов — от фундаментальных исследований до создания готового к испытаниям оборудования. У этих программ были кодовые названия. Первая называлась Д-20 и касалась исследований в области наземной противоракетной обороны. Она относилась к ведению Министерства радиопромышленности. Это ведомство занималось системами раннего оповещения, оперативного управления и московской системой защиты от баллистических ракет. Вторая программа называлась СК-1000. Это была разработка конструкторских бюро Министерства общего машиностроения, курировавшего ракетные и космические исследования, разработку и производство в этой области. Всего, по подсчётам Катаева, было предусмотрено 137 проектов на стадии опытно-конструкторских работ, 34 — на стадии научно-исследовательских работ и 115 — в области фундаментальной науки. По оценкам, эти проекты обошлись бы в десятки миллиардов рублей и заняли бы все конструкторские бюро до конца 1980-х. Программы, пестревшие кодовыми названиями типа: «Фундамент-4», «Интеграл-4», «Онега-Е», «Спираль», «Сатурн», «Контакт», «Эшелон» и «Скиф», занимали много страниц в блокнотах Катаева. Многие проекты, внесённые в Кремль тем летом, должны были принести первые результаты в 1987-88 годах; Катаев отслеживал целевые показатели вплоть до 1990 года.[422]