своей, но не в силах была выбросить ее из головы.

«Если бы ты видел, мой дорогой Симустафа, — думала царица, — на что я отважилась ради тебя… А ты не можешь пожертвовать ради меня человеческими предрассудками!.. Но что я говорю! Я люблю тебя вместе с суровой добродетелью твоей, это она придает тебе смелости и ты отказываешь мне так, что мое самолюбие не страдает. Ты полюбил бы меня, если бы я первая встретилась тебе… Если бы я не уступила пожеланиям моего любимого Беналаба, который хотел устроить твою судьбу, и не послала тебе во сне видение милой Ильсетильсоны, сегодня ты был бы моим преданным и верным рабом. Я не хочу разрушить твое счастье, не хочу лишить покоя твою избранницу, но ты полюбишь меня, ты будешь принадлежать мне так же, как и ей, мы забудем об условностях и будем руководствоваться только любовью и признательностью».

Так заблуждалась внучка преступного, но неустрашимого Кокопилесоба: духом она была столь же благородна, как и ее предок, но никто не сказал царице джиннов, что в ее жилах течет человеческая кровь. Она не была совершенна, однако обладала несомненным мужеством и красотой и к тому же непорочным сердцем. Она преступила закон, который туманно изложил Бахлисбул, и со временем узнает последствия деяний своих.

Царице не терпелось увидеть Симустафу, не хотелось ждать его и тем самым откладывать удовольствие. Она вызвала раба ларца.

— Сегодня вечером ты перенесешь Ильсетильсону в дом ее мужа и тут же сообщишь мне об этом. Я желаю присутствием своим умножить их счастье.

Джемаль исполнил эти приказания с обычными предосторожностями, и вскоре Сетель Педур Джинатиль узнала, что царевна находится у своего возлюбленного. Царица джиннов немедля устремилась в Багдад, а Джемаль поспешил предупредить молодую чету о том, что она вот-вот будет у них.

Они пришли в смущение великое, но повелительница нежностью и лаской успокоила своих подопечных. Она по очереди поцеловала их и села за стол между ними.

— Полагаю, ничего страшного нет в том, чтобы мне поужинать у простого смертного, ученика Беналаба. Я, моя милая царевна, постаралась дать тебе образцового мужа, так позволь мне разделить твое счастье. Это моя заслуга, она дорогого стоит, но я и впредь буду защищать вас обоих и помогать советами. Пусть не тревожит тебя, Симустафа, моя безграничная нежность, я стану докучать тебе и терзать твою совесть, только если ты охладеешь ко мне и выкажешь неблагодарность. Ты простишь ему, Ильсетильсона? — С этими словами она поцеловала царевну.

— Если бы мой возлюбленный, — послышалось в ответ, — не любил тебя, я бы усомнилась в его чувствах ко мне. Мое сердце принадлежит ему, и он вправе отдать тебе оба сердца за доброту и заботу, коей ты нас окружила. Достоинства души твоей и красота произвели на нас впечатление слишком сильное, чтобы мы могли устоять перед ними.

— Ты превзошла мои ожидания, милая царевна, — молвила царица, — и доставила большую радость, но она всё же будет неполной, если Симустафа не подтвердит твои слова.

— О великая царица, — сказал Симустафа, — я не могу выразить чувства иначе, чем преданностью своей.

Довольная их признаниями, Сетель Педур Джинатиль присоединилась к трапезе и разделила с молодой четою все удовольствия: послушала музыку, полюбовалась танцами, насладилась ароматом благовоний и изысканными напитками. И только под конец она перешла к мудрым наставлениям.

— Дорогой царевич, согласие, коего я добьюсь от халифа, вознесет тебя на вершину успеха. Однако именно сейчас всё может разрушиться, если ты забудешь об осторожности. Волшебный ларец, подаренный тебе Беналабом, принадлежал раньше коварному чародею Мамуку, и он жаждет вернуть его себе. Ты не можешь постоянно держать шкатулку при себе, но у тебя есть мой перстень, с которым ты не должен расставаться ни на мгновенье. Он предупредит тебя об опасности и придет на помощь. У кольца царевны другие свойства: к нему надлежит прибегнуть только тогда, когда тебе будет грозить гибель. И помните: двери ваши и окна должны быть всегда закрыты, дабы не пропустить ничего египетского.

С этими словами она поцеловала влюбленных и исчезла.

Ночь прошла так же, как и все предыдущие, и новый день не принес никаких перемен. Ревностный Джемаль мгновенно выполнял приказания Симустафы и каждый вечер переносил к нему царевну. Наутро она снова оказывалась во дворце халифа, а раз в три дня Симустафа переносился в Джиннистан, дабы воздать почести Звезде Семи Морей. И пока сердце мнимого трактирщика опьяняло нежное сладострастие, египтянин Мамук думал лишь о том, как вернуть себе ларец и отомстить его обладателю.

Злобный чародей видел, как потускнела и закатилась звезда Беналаба, и понял, что его заклятого врага больше нет в живых. Мамук всегда страшился могущества персидского мудреца, зато теперь мог безнаказанно вернуть себе сокровище, отнятое у него царицей джиннов. Единственное, что оставалось ему разузнать, это в чьих руках находится ларец.

В первое же равноденствие, а только в этот день могут колдовать те, кто прибегает к помощи духов, он взялся за циркуль, начертил квадрат, разделил его на два треугольника, вычислил их площади и получил число девять: именно столько комнат он должен был обойти и изучить, дабы проследить ход интересовавших его событий. Он проник в каждую из девяти темных комнат с зеленой лампою в руке и при ее тусклом свете увидел все приключения персидского мудреца и индийского царевича, начиная с их отплытия из Индии и до самого приезда в Багдад. Он увидел, что Беналаб умер и волшебный ларец перешел к Симустафе.

Мамуку помогал его сын Нараис, такой же порочный, как его отец. Вместе они рассмотрели знак шкатулки. Он ощетинился стальными пиками и опоясался огненным кругом. Но чародеев ничто не остановило, вожделенное сокровище ослепляло их.

Колдун выкопал яму у подножия холма, и оттуда забил источник.

— Вот, — сказал он сыну, — по этому ключу ты будешь судить о том, как идут мои дела. Пока он будет чистым, можешь быть спокоен. Если он замутится, значит, мне нужна твоя помощь. А сделается кровавым — я погиб. Тогда ты должен будешь отомстить за меня и сделать всё, чтобы завладеть ларцом. Постарайся разузнать, какие ловушки подстерегали меня, и берегись новых, что уготовят тебе.

В тот же миг Мамук расстался с сыном. Он превратился в неясыть серую{172}, дабы никто не заметил его, и перенесся из Верхнего Египта в Аравию. Звезда, сиявшая над Багдадом, указывала ему путь, и