Убогие хаты не представляли никакого интереса ни для одного немца, и меньше всех для Гределя. Однако он вежливо изображал заинтересованность, слушая, как Салид расписывает их достоинства, или, точнее, то, что, на его взгляд, могло в этой глухой дыре сойти за достоинства.

– На самом деле следовало бы спалить дотла всю деревню, – мягко промолвил Гредель. – Вместе со всеми ее жителями. Нельзя допустить, чтобы эти закоснелые люди и их обезьяноподобные дети занимали столь красивые и богатые природными ресурсами земли. По закону эволюции эти благословенные земли принадлежат нам. А все низшие существа должны вымереть. Эти люди неандертальцы, их время вышло. Требуется серьезная коррекция. И мы ее осуществим. Мы здесь для того, чтобы восстановить естественный порядок, повинуясь цифрам. Цифрам, цифрам, цифрам.

Он говорил и говорил, своим образованным, культурным голосом обнажая священные истины. Так они подошли к мосту, ведущему во вторую, столь же невыразительную часть деревни. На качающемся мосту они разделились и двинулись вперед цепочкой по одному. На середине моста Гредель остановился.

– Не подходите слишком близко, Салид. – Он повернулся к штурмбаннфюреру Роффлеру, командиру подразделения 12-й танковой дивизии СС. – Прикажите своим людям разойтись. Нам нужно предоставить Белой Ведьме возможность беспрепятственно выстрелить в меня. Что толку, если мы ее не соблазним?

Карпаты

Наши дни

– Ты говори, я буду заряжать.

Свэггер и Рейли находились у конца тропы, ведущей к пещере, севернее каменной осыпи. Разложив перед собой десять семидесятилетних магазинов к «Стэнам», Свэггер деловито заряжал в каждый по тридцать семидесятилетних 9-мм патронов его величества. Рядом лежала снайперская винтовка Милы и десять гранат «Миллс-36», ребристых лимонов, начиненных тротилом.

– Почему ты так уверен, что они сработают? – спросила Рейли.

– Должны. Влагонепроницаемый контейнер находился в пещере, судя по всем указаниям, сухой. Ни на самом контейнере, ни на оружии нет никаких следов ржавчины и коррозии. На патронах коррозии также не имеется. Все будет в порядке.

– Свэггер, мне страшно.

– Этого следует ожидать. Отвлекись мыслями от того, что нам предстоит. Позвони кому-нибудь по телефону. Проверь электронную почту. Расскажи о своих последних похождениях. Не думай о предстоящем. Человеку становится страшно, только если голова ничем не занята. Так что заполни ее разными глупыми мелочами, и все будет в порядке.

Вставлять патроны в магазин – на самом деле его края были довольно острыми – так, чтобы каждый последующий плотно прижимался к предыдущему, при этом преодолевая все возрастающее напряжение пружины, оказалось делом непростым. У Свэггера разболелись пальцы и запястья. Нельзя было ошибиться, вставить патрон задом наперед или с перекосом, ему этого совсем не хотелось, поэтому он продолжал работу.

– Так, я закончил. Я даю тебе один «Стэн» и три магазина. Мне нужно, чтобы ты оставалась здесь. А сам я устрою засаду.

Я буду бросать гранаты. Буду убивать. А ты останешься здесь и будешь стрелять во все, что не похоже на Свэггера, понятно?

– Понятно, – сказала Рейли. – Но только я не останусь здесь. Я буду сражаться, буду стрелять и делать все, что нужно.

– Рейли, эта работа не для тебя.

– Этот запрет больше не действует. Ты сражаешься по своим собственным причинам, ты влюбился в Милу, старый хрыч, и не отпирайся. Это будет лучший бой в твоей жизни. Ну а я – у меня есть своя причина, а именно: я не потерплю, чтобы какой– то козел говорил мне: «Милочка, сделай одолжение и не пиши этот материал». Я напишу этот материал, даже если ради этого мне придется стать Милой Петровой. Никто не имеет права говорить мне, чтобы я вела себя как хорошая девочка. Я никогда не была хорошей девочкой. Хорошие девочки не становятся журналистами. К тому же этот репортаж уже прописан в редакционном плане.

Карпаты

Окрестности Яремчи

Конец июля 1944 года

Мила тщательно подготовила позицию. Главным была прочность, чтобы в момент выстрела кость поддерживала кость, твердо опираясь на землю, не реагируя на малейшие колебания, вызванные процессом дыхания. Чтобы стрелять, как машина, необходимо превратиться в машину.

Мила решила сидеть на пологом склоне, прислонившись спиной к стволу сосны. Винтовка находилась перед ней, причем ее вес приходился не на мышцы, а на толстую ветку. На самом деле винтовка лежала даже не на ветке, а на подушке из плотно свернутой варежки, что полностью исключало ее перемещение в момент нажатия спускового крючка. Упор под щеку на прикладе помогал Миле поддерживать голову именно в таком положении, чтобы глаз находился ровно в десяти сантиметрах и точно по центру устройства, названного англичанами оптическим прицелом номер 32. Поэтому ее дыхание было непринужденным, естественным.

Рядом присел на корточки Учитель, наблюдатель без бинокля. От него не было никакого толку, кроме психологической поддержки.

– Я их вижу, – сказал он. – А ты видишь?

Конечно, Мила их видела. Оптика была превосходная, гораздо лучше привычного ПУ. В окуляр прицела Мила видела господина обергруппенфюрера Гределя так, словно он находился всего в трехстах тридцати трех метрах. Она видела невысокого толстого мужчину, судя по виду, мягкотелого и рыхлого, из тех, кто никогда не унаследует Землю. В нем было что-то комичное – пестрые гетры, строгий костюм, утонченная походка. Казалось, он сошел с подмостков оперетты. Поглощенный беседой с Салидом, еще одним чудовищем, Гредель в окружении фаланги эсэсовцев спускался по главной улице Яремчи. Салид показывал ему достопримечательности, как будто можно было найти что-либо интересное в этой отсталой дыре, где хаты до сих пор крыли соломой, и хотя Салид говорил увлеченно, лицо обергруппенфюрера оставалось пустым и безучастным.

– Если только Гределя не интересует сельское хозяйство эпохи Средневековья, все это от начала и до конца фальшивка. Несомненно, нас хотят заманить в ловушку.

– Немцы считают себя такими умными, – согласился Учитель.

Чтобы напрасно не напрягать глаза, Мила оторвалась от оптического прицела; мышцы расслабились, пока что не следовало с силой прижиматься к винтовке, поскольку это только измучит ее, а чем больше она устанет, тем выше будет вероятность того, что случайная судорога запорет выстрел.

Мила закрыла глаза, собираясь с силами. После пристрелки она добрую тысячу раз нажала в пещере на спусковой крючок, выявляя все тонкости его хода. Могло быть и лучше, но вместе с тем могло быть и значительно хуже. Сначала упругое сопротивление, словно где-то внутри терлись друг о друга две стальные детали, затем плавное движение до предельной точки, потом небольшое усилие, выводящее спусковой рычаг из зацепления. Затем в какую-то микроскопическую долю секунды курок устремляется вперед, ударяет по бойку именно с той энергией, которая необходима, чтобы пробить капсюль, а это уже приведет к…