в западный ареал, — это пожар уже на всем Кавказе и агония южных территорий, ибо Кавказ и Крым геополитически всегда были абсолютно неразрывно связаны и опирались на российские позиции на Черном море. Если бы Россия не была вытеснена из Крыма, были бы невозможны ни чеченский мятеж, ни претензии спешно переселяемых на турецкие деньги крымских татар. Косвенным следствием фрагментации православного славянства стал и мятеж косовских албанцев, поддержанный Западом, — этот второй после Чечни (явно тщательно подготовленный и скоординированный по всем Балканам) акт драмы на поствизантийском пространстве.

* * *

Все это побуждает не остаться равнодушными к тому, что происходит на Украине. Россия пока терпеливо ждет, что Киев опомнится и предоставит русским в Крыму возможность продолжать национальную жизнь. Федерализация Украины и изменение формы государственного единства с автономией и административной самостоятельностью Востока и Юга — этот вариант способен был бы защитить русское население, ничем не ущемив интересы украинцев, сохранить православие, усмирить амбиции западных регионов и сохранить единство Украинского государства, которое стоит на грани распада. В этом, представляется, интересы Украины. Россия проявляет редкостное терпение, наблюдая, как происходит ползучее вытеснение Черноморского флота. Однако Россия никогда не позволит превратить Севастополь — военно-морскую твердыню России, политую кровью в двух героических оборонах, — в угрозу своей безопасности. Такое терпение не беспредельно, и Украина с подачи Запада может сама себя уничтожить своей ложной политикой.

Крым в исторической судьюе России[123]

Пятилетняя годовщина возвращения Крыма в состав России побуждает к трезвой оценке значения этого поистине эпохального национально-государственного акта, показавшего силу и дух русского народа и мощь национально-государственной воли руководства страны. Что же такое Крым — этот небольшой полуостров почти на стыке Европы и Азии?

Почему вопрос о нем должен рассматриваться как предмет жизненно важных интересов России? Каково геополитическое значение Крыма? Что делало его предметом и местом исторических столкновений? Почему значение Крыма во всей полноте понимали русские люди, от простого матроса до адмирала, проявившие беспримерную доблесть и самоотверженность в двух великих оборонах Севастополя и навеки сделавшие его городом русской славы и опорной вехой в русском национальном и историческом сознании?

Почему утрата Крыма и Севастополя в момент развала СССР была воспринята российским обществом как трагедия и несправедливость, но с таким удовлетворением была встречена «извечными» соперниками исторической России? Почему Украина после Беловежского «сговора» стала спешно разрушать все договоренности о Черноморском флоте? Почему после антигосударственного переворота на Украине в 2014 г. русскому населению Крыма грозило полное подавление его идентичности, а России — утрата ее многовековой военно-морской твердыни, что означало бы критическую смену всего баланса сил в Черном море и катастрофу для русской истории?

Почему возвращение Крыма в «родную гавань» вызвало такое воодушевление в России, выявив невиданный потенциал национального единения? Почему утрата Крыма киевским режимом вызывает такую истерику у украинских русофобов, готовых скорее смириться с отпадением востока Украины, чем с потерей этой геополитической позиции?

Наконец, почему США и НАТО, элита, доминирующая на авансцене европейской политики, не могут смириться с восстановлением Россией статуса великой державы? И это стало очевидным именно после возвращения Крыма и Севастополя — военно-морской твердыни, закрепившей трехсотлетнюю работу России на юге. Почему главное внимание противников России, готовых, как в годы революции и Второй мировой войны, перетянуть в свои орбиты территории и регионы многовекового влияния России, приковано прежде всего к морским рубежам России — Балтике и Черному морю?

Чтобы оценить то, что грозило бы России, если бы не демонстрация национально-государственной воли в 2014 г., надо бросить панорамный взгляд на роль региона и формирование мировых геополитических устремлений держав за несколько веков, даже тысячелетий. Именно такой анализ исторически преемственных констант объясняет происходившие в последнюю четверть века бурные явления в мировой политике, когда на глазах развернулся очередной масштабный передел мира. И опять, как и 200–300 лет назад, главные сценарии развиваются в регионе Черного и Средиземного морей.

Нелишне привести малоизвестные, но чрезвычайно меткие суждения о константах мировой политики с древнейших времен, сделанные еще более века назад русской школой политической географии, свободной от этноландшафтного мистицизма, детерминизма и социал-дарвинизма немецкой геополитики с ее завоевательным пафосом. Русские аналитики, опираясь исключительно на эмпирический и исторический материал, не прибегали к искусственным построениям, но философски обобщали мировые процессы, отмечая, но и не абсолютизируя межцивилизационное соперничество — блестящий панорамный анализ великих исторических амбиций[124]. Его вполне подтверждает и геополитический рисунок нынешнего передела мира, повторяющего в начале XXI в. устремления прошлых веков, многократно усиленные задачей поставить под контроль мировые ресурсы и стратегические подступы к ним.

В докладе Русскому географическому обществу в 1912 г. В. П. Семенов-Тян-Шанский выделил несколько регионов, названных им «средиземными» морями, а именно: Средиземное море с Черным морем, Балтийское море, водная система Китайского и Японского морей, а также Карибское море и Мексиканский залив. Он подметил, что вокруг этих морей в течение всей истории происходили серьезные конфликты между динамичными государствами, ибо контроль над специфическим географическим пространством давал шанс диктовать свою волю другим и ограничивать их развитие, торговлю, безопасность.

Именно Средиземное море вместе с Черным, указывал Семенов-Тян-Шанский, является «наиболее вдавшейся в материк бухтой Мирового океана», «кольцеобразный контроль» за обоими побережьями которой потенциально дает роль «господина мира»[125]. Действительно, вокруг Средиземного моря уже тысячи лет назад велись войны, что отмечал и теоретик военно-морского дела и историк адмирал Альфред Тайер Мэхэн. В своей нашумевшей работе «Влияние морской силы на историю», которую буквально «пожирал» кайзер Вильгельм перед Первой мировой войной, этот теоретик военной морской силы писал: «В силу ряда условий Средиземное море сыграло в истории мира и с торговой, так и с военной точки зрения большую роль, чем всякое другое водное пространство того же размера. Нация за нацией боролась за контроль над ним, и борьба продолжается и теперь»[126].

Еще во времена Древнего Рима Средиземноморье было ключом к непререкаемому могуществу, и Рим только после III Пунической войны, окончательно победив Карфаген, заняв оба побережья, стал «господином мира» своей эпохи.

С тех пор до нашего времени все, кто стремится к мировому господству, повторяют попытку контролировать и держать в поле своего влияния побережья Средиземного и Черного морей. Через несколько веков после павшего Рима это повторили арабы, удерживавшие контроль над Средиземноморьем в течение нескольких веков, затем Оттоманская империя. В Новое время создать кольцеобразную систему пробовал Наполеон, который посягал одновременно на европейское и африканское побережья Средиземного моря и преуспел бы, если бы не покусился по наущению своей соперницы