Деметриос побледнел, как будто получил пощечину. Но продолжал стоять молча. Спохватившись, Ника тронула его запястье.

– Я не права. Наверное. Нет, точно не права. Она помогала нам тогда, в Афинах. Она помогала после… Но все так запутано, что у меня уже ум заходит за разум.

– Я обязан ей жизнью, – глядя на ожерелье, спокойно проговорил Деметриос. – Как ты думаешь, кто вывел меня из помещения, где менады устроили свой кровавый пир? И еще одному человеку я обязан жизнью. Завтра утром, перед отъездом из Фокиды, мы с тобой нанесем ей прощальный визит.

– Ей?

– Да.

И опять Ника догадалась без подсказок, о каком человеке идет речь.

Эринна выглядела еще моложе и еще красивее, чем в прошлый раз. Конечно, она пригласила гостей пройти в дом, но они это предложение вежливо отклонили. Теперь все трое стояли на большой полукруглой веранде с видом на сад. Солнце уже взошло. Высоко в небе парил одинокий сокол, высматривая добычу. По саду бродили поджарые большеухие кошки, с места на место перелетали сизые голуби.

– Я дам тебе знать, Деметриос, когда все закончится, позвоню или напишу, – тихим мелодичным голосом говорила Эринна, кроша сухой хлеб и кидая через перила голубям. – И ты сам решишь, стоит ли торопиться с возвращением или подождать до родов. В этом году боги получат такую жертву, какую не получали уже давно, и я уверена, что справлюсь с оракулом без твоей помощи.

– Феона родит? – не удержалась Ника.

– Да, – тепло и радостно улыбнулась Пифия. – Она родит сына.

– От него, – Ника указала пальцем на Деметриоса.

– Да. Ты разве не знаешь?

– Ну, – та прикусила губу, – я надеялась, вдруг обойдется.

Деметриос и Эринна одновременно рассмеялись, как будто услышали отличную шутку. Он, кажется, тоже не сомневался в том, что предводительница менад зачала.

– И у тебя будут дети от этого мужчины, – доверительно сообщила Пифия, глядя на Нику. – Чуть позже, но обязательно будут. Я вижу, – повела она руками в воздухе, – новые ветви этого древа.

Ника немного помолчала, формулируя в голове вопрос, который собиралась задать.

– Эринна, почему именно такая жертва требуется для функционирования оракула? Женщины разрывают на части мужчину… ногтями, зубами, ножами… – ее слегка передернуло, – но сохраняют его половой орган. Какой во всем этом смысл?

– Деметриос не объяснил тебе?

– Он попытался, но дух места, кажется, был против. В нашей спальне чуть не вылетело окно.

– Ах, вот как… Понимаю. – Эринна мельком взглянула на Деметриоса, как будто ожидая протеста, но он стоял, прислонившись плечом к опорному столбу, и наблюдал за серой кошкой, выслеживающей под кустом мышь. – Орган, отделяемый от тела жертвы во время церемонии, играет мистическую роль, не допускающую упоминания о нем. Будь то бык, козел или человек, эта часть плоти рассматривается как воплощение мужской силы – силы овладевающей, проникающей и оплодотворяющей. Связь женщин с этой частью неиссякаемой жизни, с этой конкретной частью конкретного единства зои, неизрекаема, невыразима, священна. Женщины берут на себя заботу одновременно и о части, и о целом, поскольку делают себя виновницами мнимого уничтожения и угасания мужского рода, иными словами, половины всего человечества. Они убивают неиссякаемое божество только по видимости, сохраняя и периодически, каждый второй год, его возрождая. Это и есть их великие мистерии.

Слушая девственницу с белой шалью на плечах, Ника поняла, почему Феона стремилась зачать именно в этот период времени. Как сказал однажды Деметриос, войти в поток. Почувствовать неиссякаемость жизни.

Эринна стряхнула с пальцев последние крошки, ушла ненадолго в дом и вернулась с небольшой фигуркой из темно-серого камня.

– Деметриос, посмотри. Я нашла его среди вещей Андреаса и сразу поняла, что должна отдать его тебе. Возьми. Андреас любил тебя. Если бы ему удалось одержать победу, он причинил бы тебе много боли, но я знаю, он тебя любил.

Тот осторожно взял в руки статуэтку. Ника подошла поближе, чтобы как следует рассмотреть. Из камня было искусно вырезано крылатое существо с телом человека и головой льва, обвитое змеей.

– Ты знаешь, кто это? – спросила Эринна, глядя на него снизу вверх.

– Да. Он говорил мне. – Глаза Деметриоса заволокла дымка воспоминаний. – Айон. Бог, символизирующий единство противоположностей: света и тьмы, созидания и разрушения, мужского начала и женского. Ключи Айона – это ключи от прошлого и будущего.

Протянув тонкую руку с длинными пальцами без колец, Эринна приложила ладонь к левой стороне его груди поверх куртки.

– Достань свой нож, которым ты поразил Андреаса.

Ну конечно! Она уже видела, видела… То же самое существо изображено на рукоятке его ножа.

– Это первый ключ, – молвила Пифия, прикладывая лезвие плашмя к своему лбу. – Ключ, отворяющий кровь, врата между жизнью и смертью.

– А второй? – спросил Деметриос.

Она тепло улыбнулась.

– Второй ключ – это ты, Деметриос Стефанидес. Ключ, отворяющий двери в чужих головах.

Слова эти еще долго звучали у Ники в сознании. «Альфа-Ромео» цвета серый металлик оставлял позади километры асфальтовой ленты, черной от моросящего дождя, а она смотрела вперед через лобовое стекло с качающимися вправо-влево щетками-дворниками и слушала тихий девичий голос, повторяющий: «Ключ, отворяющий кровь, врата между жизнью и смертью… И ключ, отворяющий двери в чужих головах…»

Весна в Провансе – чудеснейшее время года. Изумрудная зелень листвы и травы, благоухание распускающихся ежедневно все новых и новых цветков на деревьях, красота лавандовых полей пронзительно сиреневого цвета, над которыми с жужжанием зависают облака из пчел. Уютные кафе и ресторанчики в глубокой тени платанов, где можно обедать часами, никуда не торопясь. Наслаждаться изумительной прованской кухней и местными винами, а потом бродить с корзинкой по фермерским рынкам, закупая для ужина белый козий сыр, оливки, хлеб, сладкие ароматные дыни и клубнику.

Первым городом, приютившим путешественников еще зимой, был Оранж. Они провели там две недели, сначала покидая отель только по вечерам и прогуливаясь по узким мощеным улочкам исторического центра, а потом совершая вылазки к Вердонскому ущелью, минуя староеврейский городок Карпантра, и, конечно, к ущелью Ардеш с его наскальными рисунками в пещерах. Через две недели Деметриос проснулся рядом с Никой на двуспальной кровати в номере отеля с окнами на восток, зевнул, потянулся, исполнил свой супружеский долг и заявил, что пора двигаться дальше. Так они оказались в Воклюзе, маленьком городке с большим – самым большим во Франции и пятым по величине в мире – источником пресной воды, городке, где Петрарка, застигнутый вдохновением в тенистой аллее на берегу реки Сорг, слагал знаменитые сонеты к Лауре. Поскольку Деметриос свободно говорил и читал по-французски, проблем с расшифровкой входящей информации не возникало – английский в Провансе, как выяснилось, не в чести, – Ника требовала, чтобы он зачитывал ей все, вплоть до надписей на заборах, и он делал это, не протестуя, пользуясь случаем поупражняться в произношении.