– Ты сказал, с ним пришли еще пятеро. Шесть человек и ты – один. При таком раскладе зачем вообще тебя усыплять? Они могли скрутить тебе руки и увести…

– Эти пятеро – мирные люди. Не забывай об этом. Кое-какая военная и спортивная подготовка у них, конечно, имеется, но не такая, как у меня. Никто из них не хотел умирать от моей руки, но они понимали, что кто-нибудь умрет непременно, ибо в случае нападения я буду защищаться. И защищаться грамотно. И меня, в отличие от любого из них, не остановит тот факт, что все происходит на территории храма.

– Потому что ты был единственным «чистым» среди них, – промолвила Ника чуть ли не с благоговением. – Ты мог пролить кровь и остаться свободным от греха.

– С учетом всех обстоятельств Андреас решил пойти на хитрость. Убедить меня в своем дружеском расположении. Он тоже хотел действовать наверняка.

– И в дом Отшельника заявились пятеро, не считая Иокасты… надо же, какое совпадение… – сказала она, подумав. – Но ты не убил ни одного. Почему?

– У них было огнестрельное оружие. И не было ни веры в дельфийских богов, ни почтения к моему происхождению и положению. Иокаста, при всей своей мстительности, постаралась снизить вероятность причинения мне травм и увечий, но «снизить вероятность» не равно «исключить». Помня об этом, я не пресмыкался, но и не наглел. А когда их уже ничто не удерживало и они вполне могли изувечить или убить меня просто для развлечения, появилась Феона со своими менадами.

– А если бы не появилась? Я имею в виду… Я хочу понять, на что рассчитывала Иокаста. Каким образом планировала уберечь тебя от смерти или увечий после того, как время ушло?

– Например, воспользоваться моим пистолетом. Или передать его мне. В большинстве случаев достаточно физического уничтожения лидера, чтобы рядовые члены группы утратили боевой пыл.

Сидя с ним рядом, поджав ноги, касаясь коленом его бедра, Ника пыталась представить мысли и чувства женщины, наблюдающей за тем, как ее любимого подвергают пыткам. Причем по ее же милости. Пожалела ли она хоть раз о содеянном? Испытала ли ужас, смятение, сострадание?

Деметриос мало рассказывал о ней. С одной стороны, это правильно, но с другой… какое пространство для домыслов и фантазий!

Ника помнила сжатые губы Феоны и опасный прищур ее черных глаз, когда они стояли втроем на заснеженном склоне и Филимон говорил, а Феона слушала.

– Они потеряли вас в лесу, довольно далеко отсюда, не так ли, Вероника? Но кто подсказал им, где следует вас искать? Об этом доме известно не многим.

– Андреас? – предположила Ника.

Ведь они ехали к нему… Но Феона отрицательно покачала головой.

– Андреас никогда не отдал бы такого врага чужаку. Он любит Деметриоса. И если захочет убить его, то сделает это сам.

– Любит врага? – переспросила Ника удивленно.

– Да. Очень. Ибо впервые встретил достойного себе.

– Тогда кто же… кто надоумил чужаков?

– Кажется, я знаю кто, – промолвила Феона, и ее черные глаза стали еще чернее.

– Я тоже, – пробормотал Филимон.

Тогда и до Ники наконец дошло. Но никто из них так и не произнес имя.

То самое имя.

Иокаста.

К вечеру все в доме уже знали, что Деметриос принял решение и наметил отъезд на завтрашнее утро. Началась обыкновенная для таких случаев суета. Мужчины съездили в Арахову и привезли документы и личные вещи Деметриоса и Ники, без которых было трудно или невозможно обойтись. После этого Филимон отправился в гараж снаряжать «Альфа-Ромео», а Ника занялась осмотром дорожных сумок и чемоданов, подаренных Хлоей. Необходимость укладывать вещи спасала ее от вредных мыслей. И она совсем было уже настроилась на новую жизнь без беготни по подземным ходам, без распития вина пополам с кровью и вообще без экстрима, как вдруг произошло событие, которое лишило ее надежды выбросить все перечисленное из головы.

– Вероника, спустись, пожалуйста, в гостиную, – смущенно проговорила София, заглядывая к ней в спальню. – Там к тебе пришли.

– Пришли? Ко мне? – Ника заправила за ухо свесившуюся прядь волос, встала (она сидела на корточках, распихивая по боковым карманам сумки всякую ерунду типа влажных салфеток и носовых платков) и вытаращилась на хозяйскую дочь. – Кто?

София попятилась в коридор.

– Женщина. Мы знаем ее, не беспокойся. Ей поручили кое-что тебе передать.

Они ее знают. Переодеться, что ли? Ника осмотрела свои джинсы, вытянувшиеся на коленках – еще бы, целый час ползать между чемоданами, – футболку не первой свежести… но, внезапно рассердившись, так прямо и спустилась вниз.

При виде гостьи – высокой, статной греческой молодухи в солдатских ботинках, штанах цвета хаки и такой же куртке, – у нее замерло сердце. Опять! Что на этот раз?.. Однако она включила улыбку и вежливо поздоровалась. Губы женщины дрогнули, но не сложились в ответную улыбку. С поклоном она протянула Нике довольно большую шкатулку из очень темного, почти черного, дерева, украшенную резьбой.

– Примите, госпожа, прошу вас.

Ника оторопело уставилась на шкатулку.

– Что это?

– Подарок для вас. От моей госпожи. Если вы примете, это будет честь для нее. Так она сказала.

По лестнице неторопливо спустился Деметриос и остановился на нижней ступеньке, выжидательно глядя на Нику. После секундного замешательства та взяла шкатулку, оказавшуюся неожиданно тяжелой, и осторожно поставила на край стола. Открыла. Святые небеса!.. На черном бархате сверкало божественной красоты ожерелье. Бриллианты и сапфиры в белом золоте. От их блеска можно было ослепнуть. Украшение, достойное царицы.

Ника подняла глаза на гречанку. В совершенной растерянности перевела взгляд на Деметриоса. Он еле заметно кивнул. Тогда до нее дошло, кто прислал эту великолепную вещицу и почему.

– Передай своей госпоже, что я благодарна ей, – сказала она слегка изменившимся голосом, глядя в смуглое невозмутимое лицо менады, – и за этот подарок, и за все, что она сделала для меня. И тебе тоже благодарна.

Менада низко поклонилась. Выпрямилась, повернулась всем телом к лестнице, где стоял Деметриос, и отвесила поклон ему тоже. После чего удалилась так стремительно, что Ника не успела добавить привычное «ясас»[16].

Проводив ее слегка насмешливым, как показалось Нике, взглядом, Деметриос шагнул с последней ступеньки вниз, приблизился к столу и внимательно осмотрел ожерелье.

– Неплохо!

– Феона, да? Зачем она это сделала? – Ника погладила указательным пальцем самый крупный из камней. – Впрочем, я знаю. Компенсация морального ущерба. Она извинилась передо мной за то, что использовала моего мужчину в качестве сексуального партнера и донора спермы.