— Десяток, — прохрипел я, — мне уже пытка каждый десяток ярдов…

За последние пару часов я не видел внизу ни городов, ни сел, ни даже костров бродячих охотников, так что эти земли, скорее всего, никому не принадлежат. Судя по хвойному лесу, климат здесь посуровее, чем даже в Варт Генце и Скарляндах, которые под моей дланью, а еще здесь многовато мелких рек и ни одной крупной, что служила бы надежным водным путем.

Логирд возникал все чаще, наконец пошел вниз по длинной дуге. Я едва не всхлипнул от облегчения, все тело уже не просто ноет, а кричит о боли, растопырил крылья и пошел следом за призрачным силуэтом, просто планируя и надеясь, что не придется маневрировать между деревьями.

Впереди выросла неопрятно голая гора. Лес и кустарники только у подножия, а выше нагромождение камней, глубокие трещины, словно гора вот-вот рассыплется, однако на самой вершине гордо высится башня, не слишком высокая, приземистая, и даже издали видно, что сложена не просто из камней, а из массивных толстых блоков.

Я опустился вслед за Логирдом не на башню, это может быть чревато, но и не у подножия, сил не хватит подняться до темнеющего входа, а плюхнулся среди огромных глыб, похожих на валуны, округленные то ли морем, то ли исчезнувшими ледниками.

Он неподвижно висел в воздухе, а я распластался, как дохлая медуза на горячем песке, не в силах пошевелить ни клювом, ни крылом.

— А дальность полета хорошая, — проговорил он с одобрением. — Особенно на этой предельной скорости… Вы могли бы стать вождем среди таких вот… летунов. Такая мысль не посещает?

— Ничуть, — прохрипел я.

— А зря, — сказал он с укором. — Не любите исследовать неисследуемое!

Я молча собрался с силами и кое-как перетек в людскую личину. Мышцы все еще ноют, но если сосредоточиться, то регенерация освобождает и от усталости, сжигая лишний жирок и превращая его в энергию.

— Я пошел, — сказал я. — Надо успеть до ночи.

— Почему?

— Кто знает, — сообщил я мрачно, — в котором часу он ложится. Старикам вроде бы спать нужно больше.

— Великие маги вообще могут не спать, — возразил он. — Кстати, я там заметил у входа двух каменных львов.

— И что?

— Сторожевые, — пояснил он.

— А они как, — спросил я, — на своих пьедесталах или же спрыгивают, если что?

— Спрыгивают, — ответил он. — И догоняют. Весьма даже догоняют. Шустро.

Я, стараясь дышать не так хрипло и прерывисто, начал взбираться на гору, упираясь ладонями в колени. Подошвы оскальзываются на таких же округлых камешках, только поменьше, от лодыжек тут же стреляет острой болью до колен.

Основание башни приближается рывками, я слышал хриплое дыхание, не сразу сообразил, что это мое, все-таки измотался за время перелета, а если дело дойдет до драки, то… лучше быть до предела вежливым.

У входа двое львов, каменные, пощербленные временем, но, когда я пересек незримую черту, оба мгновенно преобразились, чуть приподнялись и посмотрели на меня грозно.

Я прохрипел устало:

— Вот тот назвал тебя облезлым!.. А ты разве облезлый? Ты царь зверей, красавец…

Лев посмотрел на другого с той стороны входа и грозно рыкнул. Тот тряхнул гривой и ответил еще громче. Первый лев прижался пузом к каменной плите, я не успел моргнуть, как он взвился в воздух и обрушился на второго всей тяжестью.

Я добавил подстрекающе:

— Царь зверей должен быть один!

Они сплелись в тугой ком и скатились с пьедестала. Я осторожно проскользнул мимо и сказал громко:

— Победит сильнейший! И, конечно, лучший.

Логирд пронесся рядом и сказал тихонько с укором:

— Нехорошо обманывать животных! Да еще царей зверей.

Я буркнул:

— А кто выше: царь зверей или царь природы?

Дорожка между львиными пьедесталами привела к массивным воротам, абсолютно черным с неприятным блеском. Над ними каменный фронтон с глубоко врезанными знаками магических рун, и чем ближе я подходил, тем размеры становились все больше и пугающе, словно в самом деле ворота вырастают, чтобы подавить меня своей мощью.

Логирд охнул, я увидел, как прямо из почвы появилась и поползла вверх по стенам и двери, нарушая все законы гравитации, густая красная жидкость. От самых крупных наплывов отрывались крупные шматки и тоже ползли вдогонку.

— Ладно, — сказал я, — на свете есть много чего, Логирдио, что и не снилось нашим и даже забугорным мудрецам…

Я поднял кулак, чтобы постучать, но створки дважды дрогнули, словно стараются раздвинуться, застряли, затем нехотя и со скрипом начали расползаться, уходя в щели, а передо мной открылся длинный и широкий коридор, больше похожий на зал.

Логирд шепнул торопливо:

— Мне дальше нельзя…

— Страшно? — спросил я.

— Нет, — прошептал он едва слышно, — там мощная защита.

— От призраков? — спросил я.

Он покачал головой.

— Универсальная. В том числе и от людей!

— Тогда и я не пройду…

Я продолжал идти, уже в спину догнал тревожный голос:

— Да я и не уверен, ваше высочество, что вы, гм, человек…

— Что-о?

— В смысле, нормальный. А на сумасшедших они не реагируют. Настроить, я слышал, на таких трудно.

Камень прогретых за день солнцем плит остался позади, под моими подошвами грозно заблистали черные с золотыми звездами квадраты.

Длинный сумрачный зал осторожно двигается мне навстречу, по обе стороны одна за другой выступают из полутьмы толстые колонны, однако идут не от пола, а все на возвышении, где вырезаны странные символы…

Сердце мое застучало чаще и взволнованно. Весь зал выдержан в необычном стиле, очень знакомом, хотя и очень смутно, никогда таких не видел, но нечто близкое мне…

Ощущение от зала такое, что кто-то видел нечто подобное в древности, и это настолько запало в сердце и сознание, что воплотил в камне то, что зрел в металле и неметалле. Возможно, надеялся, что проявятся некие необычные свойства, какие мог наблюдать тогда, или же просто пытался воссоздать, как священное место, святилище…

Непонятные символы, как вижу, пытались воспроизвести, подгоняя под изображение дивных животных, никогда не существовавших…

Хорошо бы Логирду взглянуть, мелькнула мысль, у него знания по древним эпохам из ушей выплескиваются…

Факелы по обе стороны зала горят не слишком, лучше бы вообще не мешали, лестницу наверх я увидел, уже когда приблизился к ней: широкая, мраморная, покрыта толстым зеленым ковром, слишком неудобным, чтобы по нему ходить.