— У моих — обязательно. О, женщины, женщины! Дураком будеттот, кто им поверит. Я прошу прощения, дружище Эпин, за этот взрыв негодования.К тому же я, кажется, нанёс увечье ни в чём не повинному человеку? — Оноглянулся на дом, откуда всё неслись вопли — словно собирался вернуться ипринести извинения. — А-а, всё равно. Идёмте, приятель. Остаётся ещё однанадежда…

И мы двинулись дальше.

По третьему адресу нам, наконец, повезло. Ленивая заспаннаядевка в холщовой рубахе предъявила штурману двойню. А заодно уж покормилакрошек. Пока они сосали её здоровенные груди, Логан произвёл осмотр. Не знаю,как он сумел в полумраке разглядеть веснушки на крошечных ушах двух малюток(волосы на их головёнках ещё не выросли), но остался доволен. Вручилродительнице золотые серьги, да ещё мониста в придачу. Поцеловал в щёку, назвалумницей и пошёл к двери.

— Не хочешь узнать, как их зовут? — спросила кормящая мать,разглядывая подарки.

— Господь знает Своих сыновей, а мне незачем.

— Это дочери.

Он пожал плечами — ему было всё едино. Сомневаюсь, что дочкикогда-либо увидят своего папашу вновь.

— Я богач! — говорил Гарри, чуть не приплясывая. — Две живыхдуши. Это значит, я не только расквитался, но дал Всевышнему очко вперёд. Онмой должник!

— Куда мы идём теперь? — спросила Летиция, которой надоелоболтаться по тёмным закоулкам. — Мне нужна аптека.

— Пора проведать моего сорванца Джереми. Папуся так по немусоскучился! — Голос штурмана дрогнул. — Это близко, пять минут.

Дом, к которому он привёл нас теперь, был наряднейпредыдущих. Стены его были выкрашены белой краской, к фасаду примыкала террасас резными перильцами.

— Я забочусь о моём Джереми. Уезжал — оставил сотню ливров.И потом из Бордо с одним приятелем передал, — похвастался Логан и заорал: — Эй,Нана, просыпайся! Это я!

От крика из-за соседнего угла шмыгнула напуганная кошка. Ичто-то ещё там шевельнулось. Я отлично вижу в темноте, поэтому различил контурчеловека. Голова его была обвязана платком, в ухе блеснула серьга, челюстисосредоточенно работали, пережёвывая табак. Мне этот субъект не понравился.Почему он прячется? В таком городе, как Форт-Рояль, да ещё в нынешние тощиевремена, запросто могут прирезать из-за кошелька и даже пары хороших башмаков,а мои спутники по местным меркам выглядели богатеями: оба в париках, вдобротной одежде.

Я издал предостерегающий клёкот, и Летиция обернулась, ноподозрительным тип повернулся и быстрым шагом, почти бегом, удалился, туда емуи дорога.

— Джеми, детка, твой папуся вернулся! — заорала из окнакруглолицая негритянка. — Папуся привёз тебе гостинцев, вставай!

Нана выкатилась на террасу, низенькая и круглая, оченьпохожая на тыкву. Обхватила ирландца в объятия, но он нетерпеливо высвободился— и поскорей вошёл в дом. Мы с Летицией остались снаружи, наблюдали семейнуюсцену через открытое окно.

Встреча отца с любимым чадом была бурной, но недолгой. Гарривытащил из постельки пухлого бутуза с кожей цвета какао и огненно-рыжимикудрявыми волосами. Мальчонке был, наверное, годик или чуть больше. Штурмантряс его, целовал, а ребёнок вёл себя так, как всякий нормальный младенец,разбуженный среди ночи — испуганно орал и сучил ножками.

— Ты мой маленький талисман! — всхлипывал сентиментальныйирландец, не обращая внимания на вопли сына. — Всё, что делает папуся, онделает ради тебя! Скоро ты будешь спать в золотой колыбельке и кушать с золотыхтарелок!

— У него уже два зуба есть, — сообщила в этой связи Нана,что вызвало у родителя новый взрыв восторга.

Зубы были предъявлены и любовно осмотрены. На этом встреча,собственно, закончилась.

Логан сунул малыша матери и стукнул её кулаком в ухо.

Она покачнулась. Без особенного удивления, во всяком случаебез обиды поинтересовалась:

— За что это ты меня ударил, Гарри?

— Чтоб берегла моего сынишку, как зеницу ока. Если с ним чтослучится, ты знаешь, что я с тобой сделаю.

— Знаю, — вздохнула она. — Только зря ты такое говоришь. Ужя ли…

— Ладно, Нана, заткнись. Это тебе. — Он кинул на столкошелёк. — Скоро я вернусь, и тогда мы заживём по-другому.

На улице Летиция спросила:

— Мальчуган, конечно, очень славный, но почему из всех своихдетей вы отличаете именно его?

— Потому что он принесёт мне удачу. — Гарри подмигнул. — Атеперь, Эпин, мы с вами пойдём в одну славную таверну, где нам за полдукатададут комнатку под крышей. Ни один пёс не сможет нас там подслушать.

— Мне нужно в аптеку.

— Потом сходите. Если такие мелочи ещё будут васинтересовать после нашего разговорца. Аптека старого Люка на главной площади,слева от церкви. Можно звонить в любое время суток, он привык. Ночью тудачастенько приползают те, кому попортили шкуру в какой-нибудь потасовке.

— Тогда я предпочёл бы заглянуть к мсье Люку прямо…

В отличие от Летиции, меня очень интересовало, что за важнуюбеседу собирается провести с нами Логан. Поэтому я летел совсем низко над нимии не смотрел по сторонам. Только этим можно объяснить, что я прошляпилопасность. Как говорят в таких случаях самураи, прежде чем совершить харакири:«Мне нет прощения».

Единственным оправданием мне может служить то, что переулок,в котором это произошло, был совсем не освещён. Если б не луна и звёзды,темноту без преувеличения следовало бы назвать кромешной.

Из мрака с быстротой хищников, бросающихся на добычу,выскочили три тени.

Один человек сзади накинулся на Летицию, обхватил за плечи иприставил к горлу нож. Ещё двое взяли под руки штурмана.

— Поверни-ка его мордой к луне, — донёсся хриплый голос,говоривший по-английски. Логану рывком запрокинули голову. — Это он! Я неошибся!

Первое оцепенение, естественное при таких обстоятельствах,миновало. Я приготовился к драке. У меня большой, исключительно крепкий клюв. Яникогда не пробовал, можно ли им пробить человеческий висок, но теперь готовбыл попытаться. Я мирный попугай, принципиальный враг всяческого насилия; ялюблю людей — но моя питомица мне дороже принципов и всего человечества вместевзятого.