А где же тень?

Деанна пыталась отодвинуться назад, стараясь, чтобы ее не сбила впавшая в панику толпа, и в то же время не отрывала глаз от потолка.

Вот она.

Женщина увидела, как тень, словно обезьяна, перелетает с крепления на крепление. А потом Деанну сбил с ног какой-то орущий мужчина, который даже не нагнулся, чтобы узнать, все ли с нею в порядке, а просто перешагнул через нее.

С трудом поднявшись на ноги и опершись о столб, чтобы хоть как-то защититься от толпы, Деанна опять стала искать тень на потолке.

И она ее нашла.

Среди стропил прямо у себя над головой.

Тень смотрела прямо на нее, и на какое-то мгновение Деанна увидела белые зубы на фоне растянувшегося в ухмылке темного лица.

А потом ей на голову упал динамик.

Джулия возвращалась домой с похорон совершенно одна. Она отказалась от предложения Грегори подвезти ее. Мимо проехал пикап, и она задержала дыхание, дожидаясь, пока осядет пыль.

Переезд в Макгуэйн был самой большой их ошибкой.

После того как эта мысль пришла ей в голову в первый раз, Джулия возвращалась к ней постоянно, но сейчас она казалась ей верной, как никогда. Идя по грунтовой дороге от Американского кладбища, она размышляла о смерти Деанны, об Адаме в полицейском участке – и понимала, что настала пора признать свое поражение, сдаться, подбить бабки и убраться назад в Калифорнию. Их великий эксперимент оказался провальным с самого первого дня, и пора было убираться, пока такая возможность еще была.

Ей придется потратить массу времени и усилий, чтобы объяснить это Грегори, но она уже приняла решение, и теперь ее ничто не остановит. Если придется, она уедет без него, хотя до такого Джулия доводить не хотела. Дети и свекровь обрадуются возможности вернуться в Калифорнию, и можно надеяться, что их совместное давление на отца даст свои плоды.

Потому что здесь становилось опасно.

Именно об этом говорили Джулии сигналы, постоянно звучавшие у нее в голове, и она даже не хотела с этим спорить. Она всегда чувствовала здесь опасность, с самого первого дня, проведенного в этом темном доме, и хотя она и пыталась подойти ко всему этому с рациональной точки зрения, пыталась как-то объяснить и даже отрицать эту опасность, тревога была единственным неизменным ощущением в течение всего периода жизни здесь. В Макгуэйне Джулия никогда не чувствовала себя как дома, и теперь она понимала, что этого уже никогда не произойдет.

Пора уже подвести итоговую черту и бежать.

Проехала еще одна машина. Священник, подумала Джулия, и она вновь отошла на обочину и задержала дыхание.

Оглянувшись через плечо, женщина увидела, как мини-экскаватор засыпает могилу Деанны за решеткой кладбища, и ее охватило чувство глубокого горя и потери. В этом городе Деанна была ее единственной подругой, что, естественно, усиливало ее чувства. Кроме того, она была настоящей подругой, человеком, который понравился ей с первого взгляда и с котором Джулия сблизилась за очень короткое время.

Если хорошенько подумать, то после Дебби Деанна была, пожалуй, ее второй лучшей подругой в этом мире.

Во время погребальной службы ей с трудом удавалось себя сдерживать. Джулия все время плакала, но плач грозился в любой момент превратиться в истерику, поэтому она мысленно напевала какую-то старую, глупую мелодию «Манкиз»[83]с тем, чтобы хоть на мгновение забыть, что ее подруга умерла.

Убита.

«Но ведь этого я не знаю, – сказала она сама себе. – Не знаю наверняка».

Но в то же время она это знала, была в этом уверена.

Такие вещи случаются.

Мать Грегори осталась с детьми и на кладбище не поехала. Вернее, она хотела поехать и хотела, чтобы дети тоже поехали, но Джулия была против того, чтобы Адам и Тео присутствовали на похоронах. Она слишком хорошо помнила, как ее собственная мать в детстве таскала ее на все похороны. Такова была молоканская традиция, и поколение ее родителей не находило в этом ничего предосудительного, а Джулия ненавидела, когда ей приходилось проводить выходные на кладбищах, из-за чего ей постоянно снилась кошмары. Эти страхи и беспокойства привели к тому, что уже тогда она поклялась, что никогда не будет так вести себя со своими детьми. Она и сейчас считала, что подобные прославления умерших и размышления о смерти не принесут им ничего хорошего, поэтому Джулия отказалась снять свое вето на присутствие на кладбище детей.

Ее глаза так распухли, что ей было больно, а пыль, висевшая в воздухе, положения отнюдь не облегчала. Теперь она уже сомневалась, правильно ли поступила, отказавшись ехать домой с Грегори, но когда Джулия вспомнила его пустое, ничего не выражающее лицо, которое у него было во время службы, она поняла, что поступила правильно. Если б они провели в машине всю дорогу до дома, то наверняка поссорились бы. Ей было просто необходимо какое-то время побыть в одиночестве.

Может быть, она пока не станет возвращаться домой. Просто даст себе возможность разобраться в своих ощущениях, эмоциях и еще раз оплакать уход подруги… Одной. Без никого. Для того чтобы погрузиться в свои собственные чувства и не думать о чувствах других.

Хотя бы это она заслужила.

Да, подумала Джулия. Она просто немного погуляет по городу и постарается держаться как можно дальше от Рашнтауна.

Уже несколько недель они с Грегори не занимались любовью. Нет, не так. Уже много недель они не занимались сексом. А любовью они не занимались уже много месяцев.

В тот день вечером ничего не изменилось. Джулии не хотелось секса, но ей хотелось кого-нибудь обнять и прижать к себе. Ей нужно было плечо, на котором она могла бы выплакаться, а этот негодяй Грегори не обращал на нее никакого внимания, сидя в постели и читая свой проклятый «Тайм», положив одеяло таким образом, что между ними образовалось небольшое возвышение.

Джулия вернулась домой, когда уже стало темнеть. Выяснилось, что свекровь уже приготовила обед. Ели они все по отдельности: Грегори – в гостиной перед телевизором; Саша – у себя в комнате; свекровь напробовалась, пока готовила, и не была голодна, а вот Джулия как раз умирала от голода. Она схватила целых четыре чебурека и съела их прямо над раковиной в кухне.

После обеда она залезла в горячую ванну, а когда вылезла из нее, дети уже находились в своих комнатах. Джулии показалось, что или Грегори, или свекровь сказали им, чтобы те оставили ее в покое, и, хотя она предпочла бы, чтобы дом не был тих как могила, и в нем звучали бы разговоры и смех, Джулия слишком устала, чтобы обращать внимание на такую ерунду.

Она не заговорила о переезде в Калифорнию до того, как они с Грегори улеглись в постель. Ей просто не хотелось устраивать разборки перед детьми, а этот вопрос – Джулия знала наверняка – должен был спровоцировать скандал. Кроме того, ей было необходимо немного времени, чтобы привести в порядок свои эмоции и собраться с силами. День позади был длинный и утомительный.