Зал встревоженно зашумел.

– Ебануться.

– Безымянное поселение близ Перми, – продолжил очкастый сказочник, игнорируя мой пассаж, – где мирные люди добывали себе пропитание тяжёлым трудом и охотой в смертельно опасной тайге, было уничтожено подсудимым с особой жестокостью. Мужчины, женщины, старики и даже дети погибли от клыков и когтей, затравленные дикими зверями.

Зал потрясённо наполнил лёгкие воздухом в едином порыве.

– Но этого подсудимому показалось мало, и он надругался над трупами несчастных, без разбора используя мёртвые тела для удовлетворения своей похоти.

Зал полуобморочно выдохнул.

– Единственную оставшуюся в живых девочку семи лет от роду подсудимый сделал своей пленницей. Ребёнок страдал около полугода, прежде чем умер от постоянного недоедания, побоев и сексуального надругательства.

Одной из баб в зале сделалось дурно.

– То, что подсудимый творил в Березниках, иначе как геноцидом назвать язык не поворачивается. После кровавого набега на этот город подсудимый переместился в Соликамск, располагающийся по соседству, где зверски убил представителя одного из малых народов Севера, чтобы не платить за ритуальные услуги, а также выследил и угрозами склонил к сотрудничеству главного свидетеля обвинения – Ткачёва Алексея Ивановича, буквально чудом уцелевшего благодаря нашему с вами вмешательству. Дальнейший путь подсудимого пролегал по глухой тайге и уральским предгорьям. Но и в этих, казалось бы, безлюдных краях подсудимый уничтожал всё живое, что встречалось ему на пути. Первыми жертвами кровавого похода стали шесть девушек манси, которых подсудимый использовал в качестве ездовых животных. А когда несчастные стали измождены настолько, что не могли уже тянуть сани с поклажей, он хладнокровно убил их и… – рассказчик запнулся, словно борясь с приступом тошноты, – и употребил останки в пищу. Да-да, вы не ослышались. Он их съел. Следующей жертвой пала одинокая старая женщина, пустившая подсудимого на ночлег. За кров и пищу он отплатил ей пулей в голову, предварительно надругавшись. Но и это ещё не всё. Целое стойбище охотников манси было превращено подсудимым в братскую могилу, как всегда, безо всякой на то причины. И вот этот… монстр, людоед, настоящее чудовище с повадками бешеного пса, – указал долговязый на меня трясущейся от праведного гнева пятернёй, – приходит в нашу обитель мира и благоденствия с целью разграбить её, уничтожив всех, кто попытается ему помешать! Слава нашей сплочённости и нашему мудрому руководству, благодаря которым мы смогли обезвредить этого опаснейшего головореза и теперь имеем возможность судить его честным беспристрастным судом, как подобает истинно цивилизованным людям. У меня всё, Ваша честь.

– Прекрасно, – кивнул судья, то ли отдавая должное ораторскому таланту долговязого, то ли радуясь окончанию этой высокопарной хуйни. – Слово предоставляется защите.

– Эй, милашка, – обратился я к стенографистке, старательно отстукивавшей по клавишам всю дорогу, – сделай приписочку к той поебени, что ты настрочила: «Тут и сказочке конец, а кто слушал – долбоёб».

– Подсудимый! – раздул щёки старый пердун за кафедрой. – Держитесь в рамках приличий.

– Прошу прощения, Ваша честь, – перенял я манеру обращения долговязого, – но мне, как животному, чудовищу, людоеду и некросодомиту, не пристало следовать человеческим нормам поведения. Это было бы кощунством с моей стороны. Так что можно я уж по-простецки, как нашему брату некросодомиту полагается?

– А-ащ, – махнул рукой дед после недолгого раздумья.

– Ну так вот, – продолжил я, – давайте по порядку. Малмыж. То, что тут нёс этот очкастый выблядок, даже враньём назвать нельзя. Это чистой воды бред. Начнём с того, что инцидент сей произошёл ни в каком не в доме культуры, а в кабаке. И было там не «более сотни» невинных обывателей, а десятка два забулдыг. И закончим тем, что спалил этот оплот малмыжской культуры не я, а как раз-таки Ткач, известный присутствующим под давно забытым в остальном не настолько ебанутом мире погонялом Ткачёв Алексей Иванович. Это была расставленная на меня ловушка. Но я выжил, а культурные малмыжцы запеклись с хрустящей корочкой. Вообще ваш драгоценный Алексей Иванович заботится о жизнях окружающих чуть менее, чем никак. Он вам, наверное, не рассказывал, как собственноручно замочил двоих из своего же отряда, чтобы не делиться координатами и кодами этого убежища? Да-да-да. Это именно Ткач планировал «незаконное проникновение» с целью грабежа и разбоя, а я ему только на хвост упал.

В зале зашушукали.

– И ферму под Пермью он разорил, – приврал я слегка, чуя растущий успех у местной публики. – Выпустил медведя из клетки и, пока тот устраивал кровавый бардак, ходил по избам да расстреливал семью за семьёй. А потом появился я и спугнул Ткача, чем спас с десяток ребятишек. А одну девчонку действительно с собой взял, но только в качестве провожатой. Теперь она живёт на той же ферме со своей тёткой. Сиротинушка.

Баба, которой недавно подурнело, достала платок, чтобы утереть набежавшую слезу.

– Дальше были Березники, – продолжал я завоёвывать народную любовь. – И вот тут действительно пришлось кое-кого попрессовать. Троицу местной гопоты, которую Ткач нанял, чтобы меня замочили. И зарезал-то всего одного дегенерата. Обороняясь! Вообще говорить не о чём. Геноцид, блядь. Я бы вам рассказал про геноцид… – едва не соскочил я на невыгодную для себя тему, увлёкшись. – А что до шамана под Соликамском, так я тут опять же ни при чём. Он ритуал жертвоприношения неудачно провёл. Хотел Золотой Бабе крови в презент преподнести, да перестарался и не рассчитал с количеством. И девок мансийских я пальцем не тронул в отличие от Ткача, который им регулярно зуботычины выписывал. Но подохли они без нашего участия: одна в полынье утонула, троих менквы завалили, и ещё двух какое-то ухающее говно в клочья порвало. К мясу их не притрагивался. Хоть Ткач и подначивал постоянно. Бабку-отшельницу не убивал. И уж точно не насиловал. Если б ты, дрыщ очкастый, её увидел, то постыдился бы своих обвинений. А концы бабуля отдала, схлопотав пулю от Алексея Ивановича, когда не нашла ему бухла в своих закромах. Да. А вы не в курсе, что Ткач – запойный алкаш, крайне неуравновешенный по трезвянке? Стучи, милая, стучи, ничего не упускай.

Перешёптывание в зале сделалось активнее и громче.

– Теперь перейдём к стойбищу охотников. Здесь ситуация вообще вопиющая по степени абсурдности обвинений. Эти плоскорылые уроды повязали нас спящими и выпытали про ваше ненаглядное убежище, после чего запрягли в сани и погнали за добычей. Нам с Ткачом по пути удалось освободиться и обезоружить говнюков, благо было их всего трое. Золотая Баба – свидетель, я пытался уладить дело миром, но Ткач заземлил всех троих глазом не моргнув. Вот так вот! У вас наверняка возникает вопрос – как же мне удалось выжить в компании этого отъявленного маньяка? Ответ прост – он потерял карту с координатами вашей норы, а я её нашёл и запомнил. У Ткача же в голове были циферки на этих металлических колёсиках от кодового замка вашей входной двери. Такой у нас был тандем. Но теперь ведь мы внутри, и я ему больше не нужен. Вот и полился поток говна из голословных обвинений и переваливания своих грехов на меня. Всё просто, соплежуи вы легковерные. Я закончил.