Однако в период перестройки, которую объявил М.С. Горбачёв, будучи руководителем ЦК КПСС, вопреки воле специалистов и трудовых коллективов виноградарских хозяйств, в крае, как и во всей стране, началась кампания под лозунгом борьбы с пьянством и алкоголизмом по сознательному варварскому уничтожению плодоносящих виноградников. Были ретивые лидеры в этом плане и на Ставрополье. В борьбе за доказательство своего головотяпства, иначе это не назовёшь, только в хозяйствах «Ставропольвино» было уничтожено почти три тысячи гектаров виноградников — пятая часть всей их площади. Из-за этого потери составили более десяти тысяч тонн янтарных гроздьев в год. Среднегодовая выработка виноматериалов и розлив вина сократились соответственно на 30 и 40%. А если оценивать все потери в денежном выражении, то, исходя из подсчётов специалистов; они составили за пять лет (1986–1990 гг.) более 150 млн. рублей.

Получилось, что в результате таких, явно опрометчивых, противоречащих интересам народа действий, мы стали свидетелями рекордного опережения «планеты всей» по протяжённости вино-водочных очередей и вырубленной лозы. Пожалуй, за истекшую перестроечную пятилетку это было единственное правительственное постановление, которое выполнено от «а» до «я». Причём за два года. Общие потери к концу 1989 года по всей стране, о чём писалось в ряде центральных газет, от этой акции составили 150 млрд рублей. Сколько же на эти деньги можно было построить жилья, школ, детсадов, клубов. Кажется, нагляднее урока об ударе по экономике не придумать и во сне.

Наряду с уничтожением уникальных сортов винограда бросали «постыдную» работу специалисты с мировым именем. Возникает вопрос: кому нужен был этот форменный вандализм? Здесь наглядно прослеживаются непоследовательность, легковесный подход и быстрый отказ, к великому сожалению, М.С. Горбачёва от своих же идей и практических действий, которые он стремился осуществить в бытность первым секретарём Ставропольского крайкома партии. В данном случае наиболее заметно отразилась присущая ему двойственность, противоречивость. Во имя чего, почему и под воздействием каких сил это было сделано, мне трудно сказать. Ответ на этот вопрос принадлежит, естественно, только лично ему.

М. Ненашев:

— Сам Горбачёв довольно высоко оценивает свою деятельность в роли партийного секретаря Ставропольского края. В одном из интервью «Независимой газете» он повторяет уже не первый раз: «Мне кажется, я со своими коллегами сделал много интересного в условиях того времени, открыл дорогу многим людям». Не могу не заметить, ставропольцы, земляки Горбачёва, из тех, с кем мне довелось беседовать, оценивают деятельность своего первого секретаря довольно скупо, даже скептически. Мне кажется, это не случайно, ибо все те черты личности и качества руководителя, которые оказались свойственны Горбачёву затем как лидеру партии и государства, сформировались и проявились в полной мере уже в Ставрополе, ибо почти девятилетний период пребывания в роли первого партийного секретаря создавал для этого все необходимые условия. В решении многих личных вопросов и судеб людей власти у первого секретаря обкома, крайкома (свидетельствую об этом со знанием дела) было не меньше, чем у главы партии. И, к слову сказать, Раиса Максимовна в том образе и с теми манерами, с которыми она затем предстала перед всей страной, сформировалась тоже в благодатном Ставрополье, и её влияние на Михаила Сергеевича не московского происхождения.

Д. Волкогонов (историк и философ, генерал-полковник; занимал крупные должности в армейских политорганах, был заместителем начальника Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского флота, начальником Института военной истории; разочаровался в коммунистической идеологии, перешёл на службу к Б.Н. Ельцину):

— Горбачёв действительно ничего крупного, масштабного до избрания генсеком в своей жизни не сделал. Более того, став «первым» лицом в Ставропольском крае, кроме как своей должностью, ничем и не запомнился. Мне довелось быть гостем и делегатом нескольких съездов КПСС, но я не помню ни одного выступления Горбачёва на них, в памяти не осталось, были ли заметные крупные газетные публикации краевого секретаря, какие-то инициативы, которыми пытались обычно как-то выделиться многие местные «вожди» (Федирко, Медунов, Бондаренко, Ларионов, другие). Горбачёв в Ставрополье был просто незаметен и для страны, и для партии. Незаметен!

Единого мнения на этот счёт нет. Анатолий Коробейников, например, категорически возражает против утверждений о том, что Горбачёв чуть ли не сызмальства был «хапугой». На Ставрополье, говорит он, даже будучи первым секретарём крайкома партии, Михаил Сергеевич жил намного скромнее, чем некоторые члены бюро. Михаила Сергеевича знали как честного человека. Он не был заражен коррупцией, накопительством, и уже одно это давало ему моральное право и силы для наведения порядка в партийном доме.

Иной точки зрения придерживается В. Казначеев:

— Экономист, профессор Татьяна Корягина, объясняя происхождение разветвлённых мафиозных структур в нашем государстве, сделала заявление, что зародились они в Ставрополье, в тот период, когда полновластным хозяином там был Горбачёв. Так известный экономист, исследователь теневой экономики, по сути, бросила обвинение главе государства в коррупции, связях с северокавказской мафией (не здесь ли кроется разгадка столь затянувшейся войны в Чечне и неуловимости боевиков): «Коррумпированность верхних слоёв власти, во-первых, делает их уязвимыми для прямого политического шантажа, а во-вторых, люди, которые знают, что у них рыльце в пушку, стремятся обеспечить свою безопасность и назначают на все ключевые позиции в государстве своих людей».

Против Корягиной было возбуждено уголовное дело по факту оскорбления чести и достоинства Президента СССР. Но через полгода дело закрыли, следствие не нашло в словах Татьяны Ивановны элемента клеветы.

В. Болдин:

— Следственная бригада Прокуратуры СССР, возглавляемая «вошедшими в историю» Гдляном и Ивановым, имела неосторожность тронуть ставропольское прошлое генсека. Вот тогда-то и разразилась буря. Негодование Михаила Сергеевича было столь велико, что он тотчас поручил КГБ заняться этим делом и выяснить, кто заинтересован покопаться в прошлом, откуда исходят команды и не является ли это политическим заговором против архитектора перестройки. А началось всё с копии письма Н. Лобженидзе, работавшего, кажется, управляющим Кисловодским трестом ресторанов и столовых и осужденного за какие-то реальные или мнимые злоупотребления.

К этому письму прилагались и комментарии юриста, как выяснилось, проживавшего в подмосковном городе Химки. Около полугода назад, когда Горбачёву ещё мало что говорила деятельность Гдляна и Иванова, я докладывал о письме Н. Лобженидзе, полагая, что связанное со Ставропольем должно быть известно генсеку, тем более что автор утверждал о личном знакомстве с ним. Но генсек не проявил никакого интереса к письму и даже, как он сказал, не помнит, кто это такой. Тем не менее письмо я направил Генеральному прокурору СССР с просьбой внимательно разобраться с приведёнными фактами и принять меры. И вот теперь я вторично доложил о письме с комментариями, смысл которых сводился к тому, что против Горбачёва уже когда-то собирали компромат и занимаются этим вновь. Сообщение настолько взбесило генсека, что он тут же при мне позвонил В.А. Крючкову и поручил досконально разобраться в интригах против него.