Рядом стояли два транспортных контейнера. В одном лежала одежда, в другом — косметика и мелочи. Элиза никогда не покупала много вещей.

А может, она просто переезжала в квартиру побольше? Только почему ему ничего не сказала? Чтобы не забивать ему голову во время кампании? Чтобы сделать ему сюрприз после выборов, независимо от результатов? Нет, она бы не сделала ничего подобного в такой важный период.

Крушевский начинал сильно нервничать.

* * *

Сильвестр Солинский сидел в кафе в кресле, у него не было сил подняться. Он заказал единственный алкоголь, который тут был — карамельное пиво. Он быстрее обрыгается, чем напьется этой дрянью. Так и будет. У него дрожали руки, когда подносил стакан к губам. Подумают, что алкоголик. И что с того? Ему абсолютно насрать на то, что подумают другие. Когда в одну секунду жизнь промелькнула перед глазами, не паришься из-за пустяков.

С таким характером он не пригоден к политике! Как так случилось, что он вообще туда попал? Но секретарь уже точно знал, что его дни в этой сфере сочтены.

На столе возле пустой чашки лежал коммуникатор Элизы. Черный, неактивный, но все еще с доступом ко всем ее данным, за которые уже не нужно было платить. Проблема была только одна — кто бы ни коснулся коммуникатора, он залогинится на свой профиль, и доступ пропадет. А вместе с ним и видео, компрометирующие Крушевского. Пока что эти данные все еще можно было вытащить. Для профессионалов это не составило бы труда.

Если никто не коснется коммуникатора раньше.

Сильвестр коснулся.

* * *

Красивые ноги, неплохие сиськи — сексуальная телка, даже сейчас, с мешком на голове. Ничего удивительного, что Крушевский выбрал ее себе в ассистентки. Восемь Один водил взглядом по ее телу под коротким черным платьем. Бросить такое тело в «мусоропровод» — это чистое расточительство. Но правила есть правила.

Он посмотрел на своих молчаливых коллег. Может, они думали о том же, а может, только о том, что сегодня все прошло гладко. Сейчас они закончат службу и снова будут притворяться обычными людьми.

Каждый раз, когда они элиминировали красивую девушку, Восемь Один любил воображать, как вдруг правила игры меняются и он спасает ее в последний момент, побеждает в борьбе своих товарищей и убегает с ней куда-то, где их никто не сможет найти. Но не даром, разумеется. Она должна была бы с ним жить и делать все, что ему захочется.

Конечно, он понимал, что это невозможно.

Эта девушка была самой красивой на его памяти за всю службу в Элиминации. Прекрасное тело, роскошное, ухоженное. Природа, соединившаяся с часами тренировок в фитнес-клубе. Она ничего не говорила, только дрожала и сжимала пальцы на подлокотниках.

Какая потеря. Ну что ж, видно, заслужила себе такую судьбу.

* * *

Теперь подошел даже Соул. Втроем они смотрели на виртуальный экран с трансмиссией «Глазка». От всматривания в эту двойную дрожащую картинку уже болели глаза.

— Ты это сделал? — спросила Юдита. — Ты ее… толкнул на край пропасти?

Харпад покачал головой.

— Я даже не знал, что она так близко.

Без звука трудно было понять, что там происходило. Элиза с мешком на голове только сейчас начала предпринимать попытки освободиться. Конечно, у нее не было шансов, но в поле зрения появился парализатор. Его точно держал в руке Восемь Один. Что-то вспыхнуло, и тело девушки обмякло.

Ее посадили на что-то, напоминающее четырехколесную коляску с креслом, которое казалось слишком большим. Привязали ремнями и повезли по коридору.

Юдита смотрела с волнением, смешанным с грустью. К своему удивлению, Харпад чувствовал что-то подобное.

Через раздвижные автоматические двери коляску втолкнули в белый зал. В нем находилось два объекта. Первый был похож на полутораметровый узкий шкаф с экраном и выглядел как диагностический аппарат. Дальше, посреди зала, из пола вырастал большой гофрированный куб. Боковые и верхняя грани были закругленные, а над раздвижными дверями виднелась надпись ТВ-03.

— Терминал выхода, — сказал Соул. — «Мусоропровод».

Один из элиминаторов отвязал ремни, придерживающие руку девушки, и приложил ее ладонь к экрану. На нем появился какой-то текст, фото и большая надпись: «Легальность процедуры задержания подтверждена».

— У них нет совести? — шепотом спросила Юдита. — Даже не дрогнула рука.

— Гормональная стимуляция, — ответил Соул. — Она выключает эмпатию, сочувствие и весь этот гуманный комплекс любви к ближнему. Им добавляют это в еду и питье. Потом ноль сомнений, задание есть задание.

— Ты это знаешь или это твоя очередная теория?

— Гормоны — натуральные или искусственные, а может нано. Какая разница? Суть та же. — Соул поправил резкость картинки. — Теория.

Двери терминала выхода открылись, показывая оранжевое нутро. Наверное лифт, хотя не было видно ничего похожего на контрольную панель. Зато там стоял высокий, выше человеческого роста, гусеничный робот с тремя гидравлическими руками, которые заканчивались закругленными клешнями. Оптоэлектронная голова повернулась в сторону девушки на коляске, робот подъехал к ней. Посреди корпуса загорелся рефлектор величиной с тарелку.

Элиминаторы отстегнули ремни, подняли жертву и спиной придвинули ее к роботу. Две клешни поменьше сомкнулись на руках, средняя, самая большая, обездвижила ее в талии. Восемь Один снял мешок с головы девушки.

Харпад невольно сжал кулаки. Не мог избавиться от мысли, как в этот момент чувствовал себя его ребенок, беззащитный и смертельно напуганный.

Элиза оглядывалась в панике. Кричала, хотя они этого не слышали. Ее попытки освободиться не произвели впечатления на гигантского робота. Он вместе со своей жертвой отъехал назад, внутрь терминала. Потом двери закрылись. Это был конец.

Юдита опустила голову, близкая к тому, чтобы заплакать.

— Немного мы узнали, — сказала она тихо.

Соул потянулся к проектору, но Харпад поймал его за рукав.

— Не выключай пока.

* * *

В столовую четверками заходили элиминаторы. Служба работала круглосуточно, но больше всего задержаний происходило с семи до девятнадцати. Пытались избегать контактов с близкими. Задержание в офисе, автобусе или во время ланча чаще всего было связано с быстрой возней, которая порой заканчивалась использованием парализатора. Обычно даже это не было необходимым, потому что мешок на голове и наручники решали дело.

Никто посторонний не вмешивался. Никто никогда не помогал в задержании.

Восемь Один доел свой стейк и отодвинул тарелку. Вроде бы обычная еда, как и в ресторанах в городе, но он чувствовал себя особенно важным. И связанным с компанией. Эти обеды после службы действительно много для него значили. Он был частью большой организации, силу которой он строил и одновременно ею пользовался, чтобы сеять добро в Кольце Варшава. От чувства общности у него словно выросли крылья. Больше никаких отпусков! Никаких глупых идей с выездом из Кольца.